— Если говорить откровенно, нет. В последнее время моё сердце и душа горели огнём и, видимо, сгорели. Я понимаю, что должна чувствовать, но этого больше нет, остались какие-то отголоски боли в воспоминаниях.
— Мне стоило раньше обратить внимание на это, извини за невнимательность.
— Ты не должен был замечать это, — печально улыбаюсь я. — Я позволила довести свою жизнь до этого момента, и поспособствовала многим делам, которые впоследствии и привели меня сюда с чемоданом в руке.
— Ты хочешь, чтобы я помог с переездом?
— Нет, билет я уже заказала, через несколько часов отправление, утром буду уже на месте. Я прошу замести мои следы. Никто не должен найти меня.
— Биркан спросит с меня, днём и ночью будут стоять у дверей, пока я не скажу, где ты.
— Пусть стоит, а ты не скажешь. Ты ведь мой друг? Как мне не сказал об убийце, оставаясь верным его тайне, так и Биркану обо мне не говори.
— Верно, настал черёд хранить твою тайну, — понимающе кивнул он, всё так же задумчиво глядя в пол. — Я улажу некоторые дела, так, чтобы эти два барана не опомнились и не смогли встретить тебя на месте, а потом провожу тебя. Побудешь здесь?
— Встретимся здесь через час, пока есть возможность, увижусь с некоторыми людьми. Попрощайся с Бурсу за меня, в больницу меня сегодня уже не пустят. И с Нихан, Анри, Озгюром, я не смогу предстать перед ними, не смогу попрощаться.
Первым делом навестила тётушку. Не собиралась заходить в квартиру, но она заставила, предчувствуя что-то нехорошее.
— Я уезжаю.
— Надолго? — Спокойно спрашивает она, сидя напротив меня, сложив руки на столе. Её взгляд напряжённый, на душе лежит камень, наверное, много лет назад, моя мама говорила с ней подобным образом.
— Возможно, навсегда.
— Это из-за него? Ты ведь любишь его, правда? — Смотрит на меня, а в глазах появляются слёзы.
— Из-за него, из-за себя, из-за всего. Я больше не могу находиться здесь, мне не хватает воздуха, будто с каждым вздохом я задыхаюсь. Не могу смотреть на эти улицы, ведь я больше не счастлива, когда хожу по ним. Весь мой мир, моя жизнь, всё было ограничено одним человеком, и всё… Этот город памяти, а я больше не хочу помнить.
— Дочка, проблемы ведь так не решаются, — тётя протянула руку через стол, чтобы коснуться моей руки. — Не каждый же раз тебе уезжать.
— Больше не уеду, потому что не собираюсь влюбляться. С меня достаточно.
— Дочка, не говори так, ты найдёшь другого человека, хорошего, достойного, любящего. Да, этот Эрдал мне не нравился, но помимо него вокруг куча других людей.
— Знаю, но я не хочу, не хочу.
— Ты же не хочешь быть как я? Остаться одной и всю свою жизнь посвящать работе?
— Хочу, чего угодно хочу, только бы забыть об этой противной, жгучей боли, оставить прошлую жизнь, начать с чистого листа.
— Скажи мне, что такое произошло между вами? Он что-то сделал? Почему ты так настроена? Вы же так подходили друг другу, как два кусочка пазла, как герои книги о любви.
— Может мы и были из одной книги, только истории у нас разные, пересекшиеся на пару мгновений, а дальше продолжаются по разным линиям. Мне достанется драма, а ему романтика, или боевик, а там, может, и в бизнес литературу подастся.
— Это твоё взвешенное решение? Ты не будешь жалеть?
— Буду, как и всегда, но уеду, пора что-то изменить. Ты присматривай, пожалуйста, за отцом, он не справится один.
— Справится, когда-то же он должен поумнеть, иногда буду заходить к нему. Ты даже не скажешь мне, куда уезжаешь?
— Нет, но как только найду место, позвоню тебе, хорошо?
Мы обнялись, я уже стояла в дверях, надевая лёгкий бежевый плащ, который оставляла здесь давно, к вечеру похолодало, март — он везде март.
— Я поступаю как мама? — Спрашиваю напоследок, остановившись в дверном проёме?
— У вас разные ситуации, твой отъезд я одобряю.
— Так она просто уехала однажды? И как я сейчас, оставила на тебе ношу?
— Уехала, да, — впервые тётушка открыла эти тетради передо мной, впервые я слышала информацию о матери. — Только ты от любви уезжаешь, а она за ней уехала.
— Она встретила другого мужчину? — Спокойно спрашиваю я, уже не чувствуя обиды, или злости. Не мне судить её.
— Да, он вскружил ей голову, и её легкомысленность взяла верх над разумом. Но, наверное, её побег был удачным, раз она столько лет не объявлялась.
— Может, боится?
— Она ничего не боялась, просто не хочет. Так бывает, дочка. Есть отцы, которые не готовы становиться отцами, а есть такие матери. В твоём случае, никто не готов был стать родителем, — на мгновение мы замолчали, думая над её словами, затем тётя добавила. — Мне нужно было забрать тебя, тогда всё было бы иначе.
— Перестань, ты многое сделала для меня, но всё происходит так, как должно происходить. Судьба всю жизнь толкала меня в спину, чтобы я сделала шаг вперёд, но я падала и поднималась в том же месте, и вот, последний толчок сделал своё дело.
Через пятнадцать минут я стояла в тени деревьев, в абсолютной темноте, надеясь, что никто не замечает меня, настолько далеко, чтобы не видеть дома, подарившего и забравшего мою радость.