Почти живые

— В морге будешь кокетничать! — прошептал ей на ухо. — Тебя узнают и тут же пустят кровь. Из больницы не выйдешь, тебя всю на донорскую кровь пустят. Идиотка…

— Почему ты помогаешь мне? После того, что было…

— Ты мне расскажешь о своих подвигах, а я напишу материал.

— А если я откажусь?

— Будешь то же самое рассказывать следователю. А еще лучше — я отдам тебя собровцам. Даю тебе честное слово, что поступлю именно так. Ты заслужила этого…

Я долго занимался однообразным делом: воевал или мстил, что, впрочем, через определенное время становится одним и тем же. Я утешал себя общими идеями человеколюбия, тем, что никогда не воевал с женщинами, что надо остановиться и стать, так сказать, милосердным к поверженному врагу.

Кажется, объяснение найдено. А еще я сказал Марии:

— Хочу на тебе жениться.

Она фыркнула, но я сразу заметил ее растерянность. Оказывается, лихая боевичка имела способность краснеть, как приласканное поросячье ухо.

— Прямо так сразу?

— Чего растерялась, обрадовалась: счастье привалило? — нахально спросил я, чувствуя себя хозяином положения.

— И когда едем? — поинтересовалась она деловито с премилым западенским акцентом.

— Як тильки, так зразу! — продемонстрировал я знание языка. — Одевайся…

— У меня вытащили все деньги, — пожаловалась она.

— Я не брал.

— Я и не говорю, что это ты…

Прихрамывая, она скрылась в палате, по-военному быстро собралась, вышла в мятых джинсах и темно-зеленом китайском пуховике, который уже успела хорошо почистить. Платок на голове придавал ей простоватый вид.

— Вещей нет?

Она отрицательно покачала головой. У входа встретились с толстой рыжеволосой санитаркой.

— Уезжаешь? — спросила она девушку. — Халат не забыла оставить?

— На кровати… Спасибо вам за все.

— Справный у тебя жених. Держись за него! — сказала санитарка грудным голосом, бюст ее заколыхался, как буйки на волнах.

«Сильная женщина!» — подумал я и решил, что у нее наверняка есть муж или просто мужчина, который крепко держится за нее в бурном житейском море. Как за буйки.

В аэропорту Махачкалы мы неожиданно встретились с Удавом-Серегой. Каждый из нас отреагировал по-своему: я приветственно махнул рукой, Мария вздрогнула и опустила голову, Удав же круто развернулся и «почесал» в противоположном направлении.

— Серега! — окликнул я его, но он лишь прибавил шагу.

— На что он тебе? — крикнула Мария мне в спину и даже пыталась поймать за руку, как бдящая супруга.

Я пустился в погоню, ловко маневрируя в толпе, будто лыжник-слаломист, Удав же шел напролом, как таежный бульдозер. За винным киоском я нагнал его.

Он сразу набросился на меня, схватив за грудки. Самый глупый способ расправляться с противником. В следующее мгновение Серега уперся лбом в фанерную стенку киоска.

— Чего тебе надо? — спросил он, задыхаясь.

— Хотел узнать, чем ты здесь занимаешься. Может, бомбу хочешь подложить в самолет в отместку за Первомайское?

— Чего прессуешь мне? Очень надо работать на этих уродов! Бросили подыхать, сами слиняли, наши бабки теперь делить будут…

— Так ты не с Шамилем выходил? — спросил я, отпуская старого знакомого.

— Сам прорвался… Потом фильтровали, следаки за пищак взяли, а я под терпилу хилял… — от волнения Серега заговорил на родном.

— Чего? — сказал я.

— Ну, под потерпевшего, под заложника сработал.

— Это вы умеете. Пошли, даме тебя представлю.

— Это Маруське, что ли? — Он вдруг переменился, глянул на меня исподлобья. — На дурняка ловишь? Думаешь, не понял, что менты вас поставили наших отсекать?

— Дурила ты, иди себе на четыре стороны, — сказал и пошел к Марии.

Удав, однако, поплелся именно за мной.

— Здорово! — хмуро сказал он девушке. — Где-то виделись…

— А ты хорошо бегаешь, люди отскакивали во все стороны… — отозвалась она.

— Как лягушки при шухере на болоте…

Ничего не получилось: ветераны бандитского дела радости встречи не проявили. Мария уже закипала:

— Сволочи вы все, бросили нас, раненных, а сами удрали. Спасибо Володьке, спас меня.

Серега не преминул возмутиться:

— Меня самого оставили, сказали: сиди тут, сдерживай, скоро наши прорвутся на подмогу! А Салман и Шамиль с пленными ментами и своими дружками урыли в камыши…

— Ладно, проваливай, вояка хренов, догоняй своих хозяев! — резко бросила она.

— Тише ты! — вмешался я в милую беседу. Общество начало меня раздражать. — Удав, тебе куда?

Выяснилось, что он купил билет на тот же московский рейс.

— Главное, вырваться отсюда! Тем, кто добровольно сложил оружие, Борис Николаевич объявил амнистию! — осклабился Серега.

…У меня уже три раза проверяли документы, выручало редакционное удостоверение. Про Марию говорил, что она со мной.

Я спросил Удава, помнит ли он наш разговор в Первомайском? Он сморщил оспенное лицо, кивнул. Я дал ему свой редакционный телефон и распрощался, посоветовав начать новую жизнь с покаянного рассказа о своей жизни на страницах нашей газеты.

Он с готовностью пообещал.

А я с гадливостью чувствовал, как журналист вытесняет во мне последние остатки порядочности.

Перед отлетом я позвонил Сидоренко. Он прокричал так, что у меня засвербило в ухе:

— Какой номер рейса?

Я назвал.