Почти врач

После того, как все пиво было выпито, лещ съеден, а британские велосипедистки в лице советского жюри из трех нетрезвых парней получили свои баллы на конкурсе красоты, разговор свернул на политику. Я даже сначала не понял, как такое случилось. Давид обратно в Москву ехал на поезде, попутчик включил «вражьи голоса» на радиоприемнике – друг наслушался всякого разного. Начал нам пересказывать. В первую очередь про Польшу. «Солидарность» против какого-то Кани – первого секретаря пшекского ЦК. В правительстве уже фигурирует Войцех Ярузельский, и дело идет к военному положению. Но еще не дошло. Весь вопрос стоит так – с советскими танками или без.

– Первая отвалится Польша, – размахивал плакатом подвыпивший Давид. – Тридцать пять миллионов жителей спят и видят в гробу это социалистическое братство. Никакими танками их не удержать. Потом отвалится Чехословакия и Венгрия. Думаете, они забыли шестьдесять восьмой и пятьдесят шестой год? Варшавскому договору хана. В центральную Европу зайдут американцы с англичанами. Привет, НАТО.

Я поразился точности прогноза. Все ведь так и будет.

– Потом Прибалтика. Знаете, как нас там не любят?

– Слушай, Давид, харэ гнать на Союз, – набычился Мельник. – Я за него кровь проливал. Поляки, хрен с ними, пусть проваливают. Невелика потеря. А Союз мы разваливать не дадим! Не ты строил – не тебе ломать!

– Но жить-то мне!

– А что, поди плохо живешь?!

– Плохо! Вот где жизнь! – Ашхацава помахал еще раз велосипедистками. – Где хочешь селись, никаких тебе выездных комиссий и парторгов, прописок. Во что хочешь верь. Дефицита никакого!

– Кроме денег, – пошутил я, но меня даже не услышали.

– Под американцев, значит, лечь? – Мельник поперевертывал бутылки, но все они были пустыми.

– Свобода!

Давид уже был на своей волне, никого не слушал.

– Хочешь идти в политику? Пожалуйста. Журнал свой открыть? Про тяжелый рок? Хоть десять штук…

– Ты смотри, как его понесло, – Мельник повернулся ко мне. – Вроде еще даже до водки не дошли.

– Если бы дошли, – вздохнул я, – у Давы бы уже Абхазская народная республика образовалась. И сказал Исав Иакову: «Я обессилел от голода, дай мне немного этих красных бобов». Но Иаков ответил: «Продай мне твоё право первородства». – «Я умираю от голода, – сказал Исав, – и если я умру, то к чему мне богатство моего отца? Я отдам тебе мою долю». Но Иаков сказал: «Сперва поклянись, что отдашь». Исав поклялся Иакову и продал ему свою долю богатства их отца. И тогда Иаков дал Исаву еды и хлеба. Исав поел, попил и ушёл и пренебрёг своим правом первородства. Библия, Бытие, главу и стих не помню.

Оба парня обалдело на меня уставились.

– О чем это ты? – первым пришел в себя Ашхацава. – Бытие какое-то…

– Это я о тебе и твоей «похлебке», Дава.

Глава 15

Я где-то подозревал, что специфического веселья и на элитной «скорой» хватает. Ведь не может быть постоянно хорошо, так же? Но когда нам дали вызов на «ударился головой», я поначалу ничего не заподозрил. Похватали наши вещички со свежеотдохнувшим Валентином и полной бригадой пошли к машине.

Пока ехали, Валя кормил нас байками про отдых.

– Сидим с женой на остановке, ждем автобус, никого не трогаем, вдруг мимо нас «Волга», двадцать четвертая, и аккурат возле нас носом тыкается в выбежавший на дорогу фонарный столб. Мы даже испугаться не успели. Я вскочил, думаю, надо глянуть, может плохо кому стало. Тут гайцы подъехали, видать, они с этой машиной наперегонки катались. И мы с милиционером почти одновременно подошли. Открывается передняя дверца, а оттуда такой штын, что я начал по сторонам смотреть, не курит ли кто, а то взорвемся. И мужик за рулем совсем никакой. Ездить ведь легче, чем ходить. Смотрит на гаишника стеклянными глазами и спрашивает: «Знаешь, кто я?» Мент засомневался сразу, даже отступил на полшага назад. «Не знаю», – отвечает. «Вот и я тоже не в курсе», – говорит пьяный.

– И что с ним потом? – спросил наш водитель.

– Так автобус подъехал, концовка без нас. Наверное, всё зависит от ответа на вопрос, – философски заметил Валентин. – Могут прав лишить, а могут вежливо посоветовать осторожнее ездить.

– Все животные равны, но некоторые равнее, – процитировал антисоветскую книжонку Авис Акопович. Почитывает, значит, запрещеночку. – Пойдемте, наш адрес.