Почти серьезно...

В Ленинграде, обнаружив, что запасы бертолетовой соли на исходе («бертолетка» входит в состав взрывчатой смеси), Карандаш попросил меня раздобыть ее.

Зная, что «бертолетка» — взрывчатое вещество, я сразу представил себе, какие трудности и неимоверные хлопоты ожидают меня.

— Михаил Николаевич, а где ж искать «бертолетку»? — наивно спросил я Карандаша.

— Ну, Никулин, проявите находчивость, — сказал он так же, как не раз говорил мне в армии старший военфельдшер Бакуров.

Но все вышло необычайно просто. Когда я спросил старшего униформиста, пожилого человека, отлично знающего цирк, где клоуны обычно достают «бертолетку», он сказал:

— Иди в Ботанический сад к сторожу. Там «бертолеткой» от каких-то мошек посыпают дорожки.

Я поехал на Петроградскую сторону. Нашел в Ботаническом саду сторожа и попросил его помочь мне. Сторож открыл сарай, и я увидел там бочку, наполненную огромными кусками бертолетовой соли. Завернув в газету кусок примерно с килограмм, я принес его в цирк. Карандаш ахнул:

— Сколько заплатили?

— Ничего, — ответил я.

— Ну и чудненько, спасибо, крошка («крошка» — еще одно любимое слово Карандаша). Теперь нам хватит лет на пять!

Я радовался. Карандашу угодил и себе про запас отложил граммов двести.

Когда я наконец-то научился делать хлопушки, то Карандаш поручил мне готовить их для работы. Перед началом каждого спектакля я должен был заряжать хлопушками «Автокомбинат» и смачивать керосином факел для «пожара».

В первый же день, когда вместо нас с Борисом в «Автокомбинате» вышли Демаш и Мозель, я встал в боковом проходе зрительного зала, чтобы посмотреть, как работают эти клоуны. Они были в ударе. Смех возникал после каждой их реплики, после каждого движения. И я с завистью слушал смех зрителей. Но вот доходит дело до первого взрыва в бочке. Мозель дергает рубильник (после этого и должен раздаваться взрыв) — взрыва нет. Должен начаться пожар — нет огня.

Я похолодел. Боже мой! Я ведь забыл зарядить реквизит! В голове промелькнула мысль: подумают, что нарочно это сделал, решив насолить старым клоунам, как бы в отместку за то, что нас отстранили от участия в клоунаде.

Без взрывов и пожара под жидкие аплодисменты публики закончилось это антре. Подходя к гардеробным, я уже издали слышал в свой адрес ругань Карандаша, Демаша и Мозеля. И я решил сразу не входить. Пусть, думаю, немного остынут, а то, чувствую, скандал будет страшный.

В антракте на ватных ногах вошел в гардеробную Михаила Николаевича, ожидая скандала и разноса.

— Никулин, почему не было хлопушек? — ледяным тоном обратился ко мне Карандаш.

— Я забыл их заправить.

— Идите и не делайте этого больше никогда. Внимательнее будьте, — холодно сказал Карандаш и, демонстративно отвернувшись (как бы давал мне понять, что разговор закончен), начал поправлять грим. С того дня хлопушки заряжались вовремя.

А вечером ко мне подошел Мозель и участливо спросил:

— Попало?

— Кажется, пронесло, — ответил я.

Жак и Мориц

Сегодня за кулисами страшно ругались и спорили клоуны Демаш и Мозель (по афише Жак и Мориц).

Они долго выясняли, кто из них первый придумал при выходе Мозеля на манеж кричать «Полундра!».

Мы, артисты, униформисты, присутствуя при их споре, смеялись, а они чуть не подрались.

(Из тетрадки в клеточку. Апрель 1949 года)

В 1963 году, гастролируя в Японии, я получил письмо с опечалившим меня известием: в Ленинграде скончался Григорий Захарович Мозель. Умер один из последних клоунов-буфф, талантливый Рыжий. Клоунской пары Демаш и Мозель не стало.

С этими артистами я познакомился, еще учась в студии. Клоуны Жак и Мориц работали в Москве целый год. (Обычно буффонадные клоуны принимают участие в программе два-три месяца, но многие любители цирка ходили специально на Жака и Морица, и поэтому дирекция решила оставить их на весь сезон.)

Демаш и Мозель — одна из лучших клоунских пар, которые мне удалось видеть. Они работали по целому сезону в таких городах, как Москва, Ленинград, Киев, Одесса. В каждой программе (программы менялись через два-три месяца) они показывали новые клоунады.

Первым на манеж выходил Демаш и восклицал:

— А где мой партнер? Он опять опаздывает?

И тогда с криком «Полундра!» из противоположного прохода появлялся Мозель. Видя веселое лицо кругленького, толстенького, добродушного простака с голубыми глазами, коротко остриженными рыжими волосами (работал в парике), в маленькой шляпке, надетой набекрень, и в огромных ботинках, публика сразу смеялась. Григорий Захарович всегда прекрасно подавал текст, но говорил почему-то с небольшим иностранным акцентом.

«Буффонадный Рыжий — Мозель».