— Вы простите, пожалуйста, — умоляюще сказала Ганна. — Я не вредитель. Я просто в детстве здесь бывала. Мне было очень нужно на плотине постоять. Вы простите. Я понимаю, что это глупо и что я не должна была… Пожалуйста, не вызывайте милицию. Я сейчас уйду.
— Постой-постой… — Старичок вдруг прищурился, переступил со здоровой ноги на больную и обратно, и в этом нетерпеливом топтании Ганна неожиданно его узнала. — Ты не Василя ли Друбича внучка? Ганна?
— Я, Владимир Петрович, — она чудом сдержала рвущуюся с ее губ кличку Вольдемар.
— Узнала, — с удовлетворением отметил бывший бабушкин сосед, вечно нетрезвый сын мадам Щукиной, дядька Вальки Ванюшкина. — Так ведь и я тебя признал. Ты на деда сильно похожа. Одно лицо, а мы дверь в дверь не один десяток лет прожили. Ругались, конечно, не без этого. Мамаша моя сильно скандальная была, конечно. Да и дед твой — кремень, а не человек. Помню, как меня чуть не побил, когда я по пьяни к тебе приставать надумал. Эх, девка… Где мои молодые годы… Ты вона как налилась, как яблочко спелое, а я только смотреть могу… — Он скрипуче засмеялся и вдруг резко оборвал смех. — А у нас Вальку убили… Пару дней назад. Ты Вальку-то помнишь?
— Помню, — сказала Ганна, судорожно соображая, признаться ей, что она знает про убийство и даже видела Валькино тело, или промолчать. Решила обойтись полуправдой. — Я знаю, Владимир Петрович. У меня в Москве знакомые про это узнали, а я у них. В издательстве.
— А, ну да. Валька-то писателем заделался. Правда, я не читал. Да теперь уж и не прочитаю. Наталка как узнала, что его жизни лишили, так и сама не своя сделалась. Щас в Москве, на похоронах. Завтра уж вернуться должна.
— Сюда?
— Да отчего ж сюда. Домой, в Витебск. Она ж там живет. Сюда раз в год приезжает, чтобы к матери на могилку сходить.
— Владимир Петрович, а вы мне ее адрес не дадите? — попросила Ганна, не очень понимая, зачем ей нужна встреча с Натальей Ванюшкиной.
— Так дам, — старый алкоголик снова пожал плечами. — И адрес, и телефон. Пойдем в каптерку мою, запишешь. Эх, годы-годы, куда летите? Тридцать лет как корова языком слизнула. Когда я тебя в последний раз видел, сокол еще был, орел, а сейчас…
Ганна вспомнила вечно полупьяного соседа, призраком шатающегося по двору, и улыбнулась. Никогда он не был похож на сокола, только на отощавшего голубя, да и то с натяжкой. Старик же, не замечая ее ироничной улыбки, горестно махнул рукой и, не оглядываясь, заковылял ко входу в здание. Ганна поспешила за ним.
От возможных неприятностей Галицкого спас человек, от которого он последние полгода прятался. Отказывался принимать, не отвечал на телефонные звонки, желал ему сгореть в геенне огненной. Незадавшийся писатель, отказывающийся поверить в то, что «Ирбис» ни за что не станет его издавать, Виталий Синицкий обивал пороги издательства, «бомбил» Галицкого письмами по электронной почте, ловил на входе в здание, подкарауливал в ресторане. И именно Синицкий, сам того не желая, создал Илье Галицкому прочнейшее и мощнейшее алиби.
Охрана уже знала его в лицо, отсекала на самых дальних подступах ко всемогущему патрону, поэтому в день убийства Вольдемара Краевского Синицкий подкарауливал издателя у его же подъезда. Откуда он взял адрес, осталось покрыто мраком тайны, скорее всего, за пару дней до этого тоже подкараулил, но у издательства, а потом проводил его машину до дома. Но факт оставался фактом. Утром Илья вышел из подъезда и обнаружил Синицкого, отирающегося у своей машины.
Снежный барс взревел, зарычал, приготовился к прыжку и растерзанию неловкой добычи, но Синицкий кланялся так унизительно, просил дать ему буквально десять минут для разговора и выглядел так жалко, что Галицкий впал, как ему самому показалось, в маразм и позволил Синицкому сесть в свою машину. На работу и с работы Илья всегда ездил сам, используя водителя лишь в течение дня, при условии, что соглашался куда-то ехать, а не отправлял его одного.
— Я опаздываю, — сухо сообщил он, прикидывая, сколько времени осталось до приезда Ганны и успеет ли он отправить машину с водителем на вокзал. — Так что в дороге поговорим, но только при условии, уважаемый Виталий Владиленович, что это будет наша с вами последняя встреча. Обещаю, что в следующий раз я сдам вас в полицию.
— Договорились. — Синицкий молитвенно сложил руки на груди, стрижом юркнул в машину и действительно всю дорогу не закрывал рта, убеждая Галицкого в целесообразности общего проекта.