Почти семейный детектив

— Да в том-то и дело, что не знаю. Есть подозрение, что управляющий, которого мы наняли, ведет себя не очень чистоплотно и работает больше на свой карман, чем на наш.

— А я здесь при чем? — искренне удивилась Ганна. — Найми аудит, отправь туда понимающего бухгалтера, съезди сам, в конце концов. Что я смогу сделать, если фактически являюсь человеком с улицы, да еще и в финансах разбираюсь примерно как свинья в апельсинах.

— Не скромничай, ты умная девочка, — Гарик нежно улыбнулся. Он всегда так ей улыбался. Все те годы, что длился ее мучительный роман с Галицким, и все то время, когда они общались уже на пепелище этих отношений, Павел Горенко относился к Ганне с теплотой и искренней заботой. Она была убеждена, что нравится ему не как женщина, а как человек, товарищ, и отвечала тем же — симпатией. — Зайди в магазин, прогуляйся там, пообедай, скажи, что писатель, поговори с директором, попроси взять на продажу твои книги, понаблюдай… Я вовсе не прошу тебя проводить расследование, просто покрутись там, составь свое впечатление о месте и о человеке. Я туда на днях собираюсь, так что твои наблюдения мне очень даже пригодятся.

— Павлик, по-моему, ты от меня что-то скрываешь, — заявила Ганна. — Твое поручение выглядит как минимум глупо.

— Нечего мне скрывать, душа моя. — Он вздохнул и театрально взмахнул руками. — Лучший способ что-то узнать — это послушать сплетни. Поболтай с сотрудниками, с персоналом. Ты же детективщица у нас, глядишь, и принесешь в клювике что-нибудь полезное. И не называй меня Павликом, я же просил.

— Ладно, Гарик, — Ганна в глубине души смирилась с неизбежным и встала, давая понять, что разговор окончен. — Я схожу в магазин и поговорю с людьми, хотя мне кажется, что ты ошибаешься. Лучший способ узнать — это спросить.

— Вот и спроси, — Горенко искренне обрадовался, понимая, что если и не убедил в целесообразности просьбы, то точно уговорил Друбич выполнить ее. — Только пообещай мне, что если ты узнаешь там что-то… — он замялся, — этакое, особенное, затрагивающее чью-то репутацию, то ни с кем, кроме меня, обсуждать это не станешь. Хорошо?

— Хорошо, хотя я тебя не понимаю, — сухо сообщила Ганна. — Все, пока. Мне пора на вокзал.

Спустя сутки поручение Горенко яснее выглядеть не стало, поэтому Ганна решила, что завтра наведается в магазин, чтобы покончить с непонятным, но отчего-то страшно неприятным для нее заданием.

Обдумывая все это, она и не заметила, как дошла до нужного ей адреса. Квартира была уже свободна и убрана к ее приходу. Помещение оказалось отремонтировано качественно и дорого. Газовая колонка, широкая кровать, огромный телевизор, стеклопакеты, заглушающие шум с улицы, вызывали доверие, как и молоденькая улыбчивая хозяйка, показавшая, как включать горячую воду, отдавшая ключи и наказавшая звонить, если что.

А вот дом в целом вселял опасения. Старая обшарпанная двухэтажка, соседние двери облезлые, фанерные, из-за них раздается какой-то пьяный шум. Ганна выглянула в окно, чтобы разглядеть полуразрушенные сараи, из которых доносилась громкая музыка. На миг ей стало страшно, что она одна находится в чужом месте, где легко может стать добычей неизвестного преступника.

«Детективы надо меньше читать, матушка, — сказала она самой себе сквозь зубы. — И писать тоже. Никому ты не нужна, никто тебя не тронет».

Проверив, что дверь заперта, она приняла душ, переоделась, распаковала чемодан, сварила себе чашку кофе в нашедшейся в недрах кухонной стенки медной турке, прошлась босыми ногами по теплому ламинату, плюхнулась на застеленную прохладным свежим бельем кровать и блаженно улыбнулась. Отпуск начался, и, если он будет богат на маленькие приключения, так это при ее размеренной и скучной жизни очень даже неплохо.

* * *

Поездка в Питер с сыновьями накрылась медным тазом. Хотя с Галицкого не взяли подписку о невыезде, но все-таки дали понять, что его отсутствие в такое время сочтут подозрительным. Находиться дома с постоянно рыдающей Миленой он физически не мог, поэтому собрал чемодан и переехал в маме и Вовке.

Впрочем, обстановка у мамы к спокойствию тоже не располагала. Портсигар Фаберже действительно пропал. Исчез из запертой банковской ячейки, как абсурдно бы это ни выглядело. Служащие банка разводили руками, уверяя, что произошедшее абсолютно невозможно, но портсигара стоимостью в миллион американских долларов не было. Мама уверяла, что из ячейки его не забирала и домой не уносила, и, хотя второй ключ от ячейки был в банке, пароль от кодового замка знала только мама, и открыть ячейку без ее воли никто бы не смог.

Конечно, Галицкому пароль был известен, но у него не было ключа, да и незачем ему было тащиться в этот самый банк и забирать проклятый портсигар. Он вообще к вещам, даже самым ценным, относился без должного пиетета.