Почти родственники

Я часто бывал к ней несправедлив, требователен, зол. Это было ужасно. Но это было понятно: я пришел к ней весь израненный-истерзанный; уж простите за такую красивость, но это я для краткости. Она меня приголубила и успокоила, подарила бесценное чувство любимости. По всем правилам, мою душу должны были наполнять светлая благодарность и нежная терпеливая любовь, а вот поди ж ты… Впрочем, она меня тоже мучила. Потому что она тоже была израненная-истерзанная своим прошлым, даром что ей было чуть за двадцать, да и мне тоже.

Израненным людям трудно вместе, чего уж там.

Потом мы расстались.

О, эти три слова!

Любая история кончается ими.

Тоскливый мотив: па-рам пам пара-рам. Потом мы расстались.

Да, потом мы расстались, она несколько раз выходила замуж, а потом уехала в очень далекую страну, где и осталась жить.

Все эти пятьсот лет мне трудно было вспоминать о ней, об этих тринадцати месяцах. Я ругал себя и укорял ее. Было неприятно. Стыдно, досадно, тяжело.

Но буквально позавчера я вдруг вспомнил ее и неожиданно почувствовал, что эти воспоминания мне легки. Интересны. Любопытны. Забавны. Даже трогательны. Но не более того.

Как будто бы только сейчас эта история завершилась. Наконец-то поставлена точка. Будто бы кусок моей жизни превратился в книгу. Будто бы эта книга стоит на полке. Я могу ее взять, перелистать, почитать, сидя в кресле. Погрузиться в эти страницы страсти и стыда, злобы и нежности, раскаяний и упреков, чашек и тарелок, комнат и коридоров, городских тротуаров и дачных проселков, веселых пьяных ночей, похмельных рассветов, бесконечной вереницы друзей и подруг, отъездов и возвращений, простынь и одеял, рук и ног, поцелуев и объятий, бешеных ссор, страшных обид и новых ласковых примирений, казалось бы, теперь уже навсегда, навсегда…

Вздыхать, морщить лоб, снимать очки, промокать платком глаза, но каждую секунду понимать: это всего лишь книга.

А потом закрыть книгу и поставить на место.

Я даже забеспокоился.

Узнать бы, как она там, в своей далекой стране.

нас мало, избранных, счастливцев праздных Буря над Алатау

У мамы была подруга, артистка Катя С. У нее был муж Юра. Он был высокий красивый мужчина. С залысинами. В больших роговых очках. В сильно не новом, но дорогом и отлично сидящем костюме. Всегда в белой рубашке и галстуке.

Юра С. был переводчик с туркменского, киргизского и прочих языков советской Средней Азии. Он переводил прозу. Толстые романы тамошних прижизненных классиков. Про путь дехканина в революцию. А также про борьбу с басмачами в разрезе преодоления психологии кочевника на пути социалистического строительства. В общем, «Буря над Алатау». Или «Заря над Памиром».

Одни говорили, что он настоящий востоковед-полиглот. Другие – что он переводит с подстрочника или вообще сам все сочиняет, пообщавшись с киргизскими классиками в ресторане ЦДЛ. Получив от них основную идею и нечто вроде аванса.

Никто не знает, как было на самом деле. Наверное, и так, и этак.

Но я немножко про другое.

Катя рассказывала.

Однажды Юра долго был в творческом кризисе. Как-то ему не работалось. Не переводилось. Или в кризисе были киргизские романисты. В общем, он года полтора ничего не делал. И не получал денег. Это ощущалось. Катя была артисткой, она бегала по детским утренникам, чтоб заработать. Но все равно не хватало. А Юра просиживал целыми днями в ресторане ЦДЛ и от всех вопросов отмахивался.

Но вот однажды он вечером пришел домой, прошел в свой кабинет, сел за стол, достал из портфеля толстую папку и углубился в чтение. Катя тайком перекрестилась.

Назавтра из кабинета раздалось долгожданное тарахтение пишущей машинки.

Юра снова работал! Катя так радовалась, что даже ни о чем не спрашивала.

Но однажды, принеся ему чай, увидела, что он пишет:

«Уважаемый Иван Иванович!

Благодарю Вас за письмо. Ваши соображения по вопросу ловли окунька внахлыст интересны и содержательны. Совершенно согласен с Вами по поводу привязки блесны. Что касается манеры закидывания, то тут существуют разные мнения. Обратитесь к литературе, как советской, так и дореволюционной, а также к опыту Ваших друзей-рыболовов, прежде чем делать окончательные выводы.

С уважением,

общественный консультант журнала „Рыболов-спортсмен“

Ю.С.»

– И ведь главное, на общественных началах! – рыдала Катя. – То есть бесплатно! Я его чуть не убила!

Но потом очередной среднеазиатский классик написал очередной роман-эпопею, и жизнь в очередной раз наладилась.

рече безумец в сердце своем Рождественские встречи

В самом начале 1980-х я писал сценарий. Про школьников старших классов.

В сценарии был верующий десятиклассник. Лучше сказать, он искал Бога. Читал что-то духовное. Осторожно заходил в храм. Давал сам себе обеты: не курить, не пить, не ругаться скверными словами и не прельщаться женским полом. И даже иногда носил под рубашкой железные цепи – как будто бы вериги. Это было смешно и трогательно.