А на книжной полке, за стеклом, фотография. Без рамки, матовая, черно-белая. Женщина поразительной красоты. Необыкновенное лицо. Нежные виски. Чуть обветренные губы. Нервные веки. Смотрит убийственным взглядом. Страстно-равнодушным. Туманно-пронзительным. То ли зовет, то ли угрожает. То ли тоскует, то ли презирает. С ума сойти можно.
Вдруг понимаю: господи, это же она, хозяйка дома, моего приятеля жена.
Я обернулся и спрашиваю:
– Танька, это ты?
Она со смехом отвечает:
– А что, не похожа?
– Да нет, – говорю, – чудо как похожа. Это ты снимал? – спрашиваю друга.
Он с некоторым раздражением говорит:
– Нет, не я.
– А кто? – спрашиваю бестактно.
– Да так, один дружочек… – говорит он еще более мрачно.
– Ладно, ладно, хватит ревновать! – она улыбается и обнимает мужа за плечи. И мне спокойно: – Это из другой жизни.
– Ты лучше чаю нам сготовь, – говорит он.
– Сейчас, – чмокнула его в щеку и побежала на кухню.
А мы сели и стали говорить о деле.
Другая жизнь так другая жизнь, ладно, хорошо, бывает, мне-то какое дело.
Но фотографию она не спрятала, вот что интересно. И муж не заставил убрать.
Да и зачем прятать-убирать? Хороший ведь снимок.
Коллекционер
– Я вам звонил, я насчет Матвеева.
– Да, добрый день, – сказала немолодая женщина, впуская хорошо одетого старика в прихожую. – Вот, плащ можете сюда. Идемте.
Они вошли в большую темноватую комнату. Там на диване кто-то сидел.
– Вот, – женщина показала на картину, стоявшую на комоде.
– Вижу, вижу… – старик взглянул издалека, потом подошел, взялся двумя пальцами за раму, посмотрел на холст с тыльной стороны. – А почему вы думаете, что это подлинный Матвеев?
– Смотрите, какой синий цвет! – подал голос мужчина с дивана. – Настоящий матвеевский синий. Если вы коллекционер, должны понимать.
– Да при чем тут цвет? – сказала женщина. – Эта картина у нас уже лет сорок, даже больше… Я дочь его жены.
– Дочь жены? – переспросил старик.
– Да, от второго брака, – сказала она.
– Его жену звали Лидия Феликсовна, если вам интересно, – сказал мужчина. – Матвеев женился на ней по расчету. Она была старше его на восемь лет. Зато дочка академика вот с такой квартирой, – он повел руками вокруг. – А Матвеев был никто, ему было негде жить, непризнанный гений из провинции.
– Ишь ты! – удивился старик.
– Это мой муж, я вас не познакомила, – сказала женщина.
– Понятно, – сказал старик и кивнул мужчине.
– Матвеев ушел от мамы в шестьдесят пятом, – сказала женщина. – Как вам картина?
– Почему продаете? – спросил старик.
– Странный, немножечко бестактный вопрос, – усмехнулся мужчина. – Сейчас Матвеев хорошо идет. Потому что умер. Он ведь умер в лагере, в восемьдесят третьем. Не дожил до демократии.
– Ты что! – сказала женщина. – Это легенда. Он вышел на свободу и умер где-то на юге, под Краснодаром. В полном одиночестве. В забвении и бедности. А потом Карабанов написал про него книгу, читали?
– Читал, – сказал старик. – Много вранья в смысле биографии. Матвеев любил свою жену без всякого расчета. Он вообще не умел рассчитывать. Не сам ушел, а она его выгнала, потому что устала от богемных штучек. Не в шестьдесят пятом, а в шестьдесят седьмом, что особенно смешно. Потом его арестовали за подпольную выставку. Стал сотрудничать с КГБ. Освободился довольно скоро. Вернулся в прежнюю компанию, стучал на друзей. Из-за него посадили Самохина и Клугмана. Был в полном доверии начальства. Его даже за границу выпустили в составе делегации, в Англию. Тут же сбежал, сукин сын. Жив и прекрасно себя чувствует.
– Еще одна легенда, – сказала женщина. – Вы картину будете покупать?
– Нет, – сказал он. – Не буду. Это не моя картина.
– В каком смысле? – не поняла она.
– Это не я писал, – сказал старик, надевая плащ. – Это Костя Клугман. Всего вам наилучшего. Я, кстати, в семидесятом заходил, за месяц до посадки, но ты не помнишь, конечно же.
Он вышел из арки на улицу и пошел к стоянке такси. Вдруг идти стало очень легко, даже удивительно. Он засмеялся, обернулся и увидел на тротуаре свое мертвое тело.
Десятая заповедь
– А когда она замуж выйдет, я ее все равно разведу! – сказала Катя Нефедова своей соседке Нине Самариной. Они сидели во дворе у песочницы; их дети, Леночка и Ваня, лепили куличи. Разговор шел о том, какая Леночка красивая девочка.
– Почему? – спросила Нина.
– Обязательно влюбится в дурачка какого-нибудь, – сказала Катя.
– Странные фантазии, – сказала Нина.
– Это жизнь, – сказала Катя. – Но я не допущу.
Нефедовы и Самарины жили на одной площадке в одинаковых квартирах. Из лифта направо, из лифта налево, в торцах. Они пытались по-соседски дружить, но не получалось. Самариным не нравилось, что у Нефедовых две дорогие машины, что они все время выгружают из багажников красивые пакеты. Нефедовым не нравилось, что Самарины говорят по-французски, что к ним в гости ходят люди, которых по телевизору показывают.
А после этого разговора они вообще перестали общаться.