Почти родственники

Меня не уважают продавщицы. Звучит смешно, а на самом деле – нет. Мне почти сорок лет, я работаю на двух работах и еще беру халтуру на дом. Могу позволить покупать себе качественные вещи в дорогих магазинах. Но меня ненавидят продавщицы! Они или сразу хамят, или делают вид, что не слышат. Просто отворачиваются! Кажется, меня для них просто нет. Обычно это такие ухоженные девочки слегка за двадцать. Одна из них в ответ на замечание погналась за мной следом и сказала: „Радуйтесь! Теперь вы мне на весь день настроение испортили!“ А кто они такие? Необразованные пэтэушницы с окраин, перед которыми мне зачем-то нужно стараться выглядеть по-особенному респектабельно и „дорого“. После рабочего дня, придя с дождливой улицы – как тут соответствовать ее высоким продавщицким стандартам?

У меня есть друг, он мне говорит: „Они вообще для тебя не люди, что ты обращаешь внимание? “ Но я так не могу рассуждать, мне их даже жалко иногда: целый день на ногах и все такое. Но почему я все время должна проходить какой-то фейсконтроль? В ресторане, в магазине… Получилось, что я застряла между „Макдональдсом“, куда уже сто лет не хожу, и „Пушкиным“, куда я зайти никогда не решусь! А почему не решусь? Не знаю. Боюсь что мой фейс не выдержит очередного контроля.

Мария».

Попробуем разобраться. Но давайте сразу отбросим самый простой вариант, так называемый «бабский». Что, дескать, моя корреспондентка, женщина не очень молодая, плюс к тому еще и усталая после рабочего дня, да еще с мокрой от дождя головой, с раздражением смотрит на молоденьких, хорошеньких, надушенных и накрашенных девчонок. Ведь ей почти сорок, а им чуть за двадцать, она сама пишет. И вот, значит, она посылает им беззвучный, но вполне ощутимый сигнал своего недовольства. И они реагируют соответственно – делают вид, что не замечают. Или даже чуточку подхамливают.

Все это было бы очень мило и даже отчасти похоже на правду, если бы дело происходило на пляже. В столовой дома отдыха. Или, к примеру, в сельском клубе. Там все равны и вольны отворачиваться и фыркать, сколько душе угодно. И могут заниматься разными психологическими домыслами: эта тетка на меня злится, потому что она старая, а я молодая.

Но в магазине дело другое. Там социальные роли расставлены четко. Вернее, должны быть расставлены. На деле не получается. Актеры несут отсебятину. Ситуация, описанная Марией, довольно обычная. И очень старая.

Вот вам советский случай: хмурый мужчина в ватнике и резиновых сапогах стоял на перроне, среди толпы веселых людей, одетых по-городскому. Подошли милиционеры и спросили: «Дядя, а ты кто?» Тот подумал и ответил: «Ну, химик». «Ах, химик! – засмеялись они. – А что ты тогда в Москве делаешь? Ну-ка, пошли в отделение, оформлять протокол». Дело в том, дорогие дети, что в 1960–1970-е годы «химиками» назывались условно-досрочно освобожденные зэки, которые трудились на стройках химической промышленности. Этим «химикам» был запрещен въезд в большие города. Но оказалось, что данный дядя – химик без кавычек и даже доктор химических наук. Просто он собрался на рыбалку. Он показал документ, и его сразу отпустили. И даже извинились.

В советское время документ очень много значил. В смысле, должность. Тоталитарное государство, что вы хотите.

Но и тогда были места, где ваша должность никого не интересовала. Например, ресторан. Или магазин. Химик, физик, лирик – обхамят как миленького. Мест нет, стол не обслуживается, шницель закончился. Хотя клиент вроде бы хорошо одет, и дама его с брильянтами в ушах. Но были, наверное, какие-то тончайшие признаки, по которым официант отличал хорошего, то есть настоящего клиента от разных притворяшек, которые с получки или с премии вели свою законную покушать котлетку по-киевски. Не в костюме и не в серьгах дело. Дело в облике клиента. В его, как говорят сейчас, имидже. В фейсе, вот!

Казалось бы, какая разница официанту, с кого деньги получать? Но тут не экономика, тут психология с социологией. Советский официант испытывал естественное раздражение богатого человека, который в силу странной иронии обстоятельств вынужден обслуживать бедного. Подавать тарелку, наливать вино, менять пепельницу – тому, кто беднее его раз в пять или в десять, будь он хоть трижды профессор. Советскому официанту нужен был клиент, которого бы он признал за главного, за сильного. Чтобы прислуживать было психологически комфортно. Рассказывают легенды о старике Вертинском, который заказывал один стакан чаю без сахара, капризничал и расплачивался копейка в копейку. Однако официанты его обожали. Наверное, в бывшем эмигранте сверкала такая стальная белогвардейская надменность, что бедных официантов корячило и плющило, и они только вздыхали: «Вот это да!.. Настоящий барин».