Почти невеста

– Разумеется, ваша светлость.

Луи взял уже наточенную бритву.

В своей комнате, соседствовавшей со спальней Джека, Арабелла в полудреме лежала в сидячей ванне перед камином. Волосы ее были высоко подобраны и заколоты на темени.

Бекки суетилась вокруг нее и сновала от платяного шкафа к постели.

– Веточку розмарина на подушку, миледи? – спросила она. – Он придает постельному белью прекрасный свежий аромат. Нынче днем я нашла куст розмарина в сквере на площади. Никак не ожидала найти его в городе… Вы наденете шелковое неглиже? С атласными домашними туфельками и кружевным чепчиком?

– Никакого чепчика и домашних туфель, – лениво сказала Арабелла. – Ты можешь приготовить для меня халат, Бекки, а потом оставь меня.

– Очень хорошо, мадам.

Бекки улыбнулась с таким заговорщическим видом, что Арабелле потребовалось собрать все свои силы и достоинство, чтобы не заметить этого. Они с Бекки были слишком давно вместе, чтобы иметь секреты друг от друга, а горничная при всей своей юности и кажущейся невинности выросла в деревне и прекрасно знала, что происходит на супружеской постели.

Бекки в последний раз одернула покрывало на постели, оправила кружево пеньюара, уже приготовленного ею и лежавшего там же, проверила, ярко ли горят свечи и достаточно ли дров в камине, сделала реверанс и вышла из комнаты.

Джек за дверью в соседнюю комнату услышал воцарившуюся тишину в спальне жены и понял; что она осталась одна. Луи закончил бритье и с почтительным видом разложил на постели бирюзового цвета шелковый халат и благоговейно расправил его отвороты, складки и бахрому на широком кушаке.

– С остальным я справлюсь сам, Луи, – сказал герцог, пытаясь скрыть нетерпение.

Камердинер поклонился и, пятясь, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь в коридор с особой осторожностью.

Джек в одних чулках подошел к двери в соседнюю комнату и открыл ее. Аромат лаванды и розмарина – первое, что он заметил, потом он увидел в ванне свою жену с кожей, порозовевшей от теплой воды, с влажными волосами, собранными в узел на макушке. Она не спеша повернула голову, которой опиралась о бортик ванны, и посмотрела на него. На нем были только бриджи и рубашка, небрежно расстегнутая у горла. Волосы его, как обычно, были стянуты назад и завязаны черной бархатной лентой, а кожа на шее была бронзовой от загара после пребывания в течение трех недель в деревне в разгар бабьего лета. Она заговорила медленно, тщательно подбирая слова:

– Желаю вам доброго вечера, ваша светлость.

Джек подошел к ванне и стоял, глядя на нее горячим взором.

– Восхитительное зрелище, – пробормотал он. – Вся покрытая росой, розовая и нежная, как бутон, готовящийся раскрыться… или быть раскрытым.

Ленивая улыбка зазмеилась в уголках его губ.

Он встал на колени возле ванны, закатав рукава рубашки до локтей. Каждое его движение, каждый жест были полны чувственности, томления и таили обещание, и от этого кровь ее заиграла и волна желания и предвкушения омыла бедра.

Томным движением он взял в руку веточку лаванды, положил ее на середину ее лба и провел воображаемую линию по ее носу, губам и ямочке на подбородке, потом по шее, чуть помедлив во впадинке, где с необычной скоростью билась жилка. Он продолжал неспешно чертить линии между ее грудями, выступавшими из воды, темные соски которых отвердели и приподнялись.

Внизу ее живота уже запорхали бабочки. Он провел веточкой лаванды по ее пупку, и это вызвало в ней восторг. Зажав ее сосок между большим и указательным пальцами, он принялся ласкать его, а свободной рукой приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал. Его губы, поначалу твердые, постепенно обрели мягкость и нежность и теперь будто растаяли, соприкоснувшись с ее губами, а язык принялся заигрывать с ее языком, и эта сладостная игра становилась все мучительнее. Медленно он поднял голову, заглянул в ее разгоряченное лицо и посмотрел на губы, заалевшие и припухшие от его поцелуя, и в глаза, теперь загоревшиеся золотистым огнем.

На мгновение перед его умственным взором предстал образ Лили: ее фарфоровая кожа, чуть окрашенная розовым, ее синие глаза, ярко-алые губы… Но ему было известно, что совершенство ее кожи и нежная алость губ были обязаны своими красками пудре и румянам. Ее брови были выщипаны, и им была придана форма совершенных дуг. Темные же брови Арабеллы были густыми, прямыми и четко очерченными. Он облизнул большой палец и разгладил ее брови осторожными и нежными прикосновениями, потом наклонился и поцеловал ее в кончик носа.

Эта смена его настроения, какой бы мимолетной она ни была, не ускользнула от Арабеллы. Внезапно она подумала, не пришел ли он к ней прямо из постели своей любовницы. Она выпрямилась в ванне, подтянув колени к подбородку, и вопрошающе посмотрела на него.

– В чем дело; любовь моя? – спросил он, улыбаясь, но несколько озадаченный.

– Мне вдруг показалось, что ты смотришь не на меня, а на кого-то еще, – ответила она уклончиво. – Это было странное чувство и… неприятное…