Немного опешив, я молча таращу глаза на Богданову, слушая болтовню девчонок. Пытаюсь представить Марину в роли будущей матери и не могу. Может быть, потому что радости особой в глазах не вижу. Это же такое счастье! Жаль, что не все женщины способны его осознать в полной мере. Мне дико стыдно, но я ей жутко завидую и злюсь, что она сидит с кислым лицом, вместо того, чтобы радоваться шансу, который выпадает далеко не всем. Я бы все отдала, чтобы поменяться с ней местами, хотя в моем возрасте многие и не помышляют о детях. Мне же пришлось повзрослеть гораздо раньше, чем большинству сверстников. Во всех смыслах и против моей воли. Образ чудаковатой дурочки не мешает мне более серьезно и осознанно относиться ко многим жизненно-важным вещам. Особенно когда понимаешь, что они тебе недоступны.
– Олесь, ты чего зависла? – спрашивает Яна, махнув у меня перед лицом рукой. – Тебе об этом точно рано загоняться.
– А вот не факт, – неожиданно оспаривает Марина, взглянув на меня чуть ли не со злостью. – Судя по тому, как Кравцов Олегу мозги вправлял, он совсем даже не против. Два часа ему заливал про оптимальный возраст для рождения здоровых детей. По его мнению, мы слегка припозднились.
– Он это специально, чтобы Олег не кипишевал, – отмахивается Яна. – Сейчас чаще в сорок рожают, чем в двадцать пять.
– Кравцов у нас гинеколог. Ему лучше знать. – возражает Марина, по-прежнему сверля меня недобрым взглядом. А я почти не дышу, внутренности словно в узел скрутило. Они же не серьёзно? Прикалываются надо мной? – Вообще, он сказал, что двадцать восемь лет для мужика верхняя планка для рождения первого ребенка, а после тридцати пяти могут уже возникнуть проблемы.
– После тридцати пяти у многих с потенцией бывают проблемы. Какие уж тут дети, – хохочет Яна. – А я слышала, что для ребенка важнее, чтобы мать была здоровая.
– Вот-вот! – подхватывает Марина. – И молодая. А Олеся у нас не пьет, не курит, будущий педиатр, между прочим. А знаете, девочки, так и бывает. Шатается парень по всем бл*дям подряд, а потом к тридцатнику его вдруг бац и переклинивает, находит себе тихую, скромную, неиспорченную. Создает с ней семейный уют, она детишек ему здоровых рожает, воспитывает, щи-борщи готовит, а он через пару лет снова за старое. Вот такая проза жизни, – разводит руками Богданова.
– Ты так расписала, что мне самой плохо стало, – без улыбки произносит Яна. А я, наоборот, натянуто улыбаюсь, ощущая болезненное покалывание в грудной клетке. – Не пугай девочку раньше времени. Смотри, как она побледнела.
– Олесь, а может, ты уже? – многозначительно смотрит на меня язва Богданова.
В любом другом случае я бы непременно нашла как ее заткнуть и поставить на место, а сейчас просто встаю и, не сказав ни слова, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, и закрываюсь в Сашиной спальне. Упав на постель, сворачиваюсь в позу эмбриона и, обняв колени, начинаю напевать слова колыбельной из детства. Мама знала их очень много, какие-то придумывала сама, чтобы не повторяться, но быстрее всех я засыпала под песенку про Рай:
Ничего особенного. Простые складные слова, но долгими ночами, когда мы с мамой месяцами лежали в больнице, именно они и мамин голос стали для меня своеобразным оберегом от совсем недетских страхов и кошмаров.
– Мам, привет, – поддавшись внезапному порыву, я набираю ее номер. – Можно я приеду?
– Конечно. Что-то случилось? – встревоженно отвечает родной голос.
– Нет, все замечательно. Просто очень сильно по вам соскучилась. Вы в городе?
– Отец работает, я одна на даче. Приезжай, поболтаем. Я шарлотку испекла.
– Уже лечу, мам.
Насчет «лечу» я, конечно, погорячилась. Надо еще как-то с Сашей объясниться и машину выклянчить. Шампанское я так и не выпила. За руль спокойно могу сесть, а утром заеду за ним и вместе домой поедем. По-моему, шикарный план, но есть подозрение, что он его не оценит.
Из дома мне удается выбраться незамеченной. Повезло, что девчонки куда-то вышли. Надеюсь, что не покурить. Но зная Марину, не удивлюсь, что она до сих пор втихаря от Олега балуется.
На улице стемнело, но небо ясное, звездное. Завтра наверняка будет солнечный день. Я уже заждалась, зимний пуховик надоел до тошноты. Хочется сбросить все лишнее, пробежаться налегке, в солнечных лучах понежиться. Апрель в разгаре, а тепла как не было, так и нет. То дождь, то снег, то слякоть, то снова мороз. Сугробы сошли и на том спасибо. Весной почти не пахнет, под ногами скрипит тонкий лед, изо рта вырываются облачка пара, щеки бодряще пощипывает. Накинув на голову капюшон и подняв воротник, на ватных ногах иду на звук голосов, раздающихся с другой стороны коттеджа. Участок у Кравцовых с хорошим освещением, потеряться сложно. Тем более я у них бывала не раз.