Почти как «Бьюик»

– Слушай, ну, успокойся, мы извиняемся. – В голосе-то слышится обида. Таковы уж мужчины, такими я их знаю, уж простите за философское отступление. Если они говорят, что извиняются, ты тут же должна растаять, потому что это волшебное слово. И не важно, разбили они окно, перевернули катер, просадили в казино Атлантик-Сити деньги, отложенные на обучение детей. Получается: «Эй, я же сказал, что извиняюсь, так чего и дальше гнать волну?»

– Ширли… – подал голос Херб.

– Не сейчас, – оборвала я его. – Не сейчас. Выметайтесь отсюда. Чтоб духу вашего здесь не было.

Патрульный Айлингтон тем временем схватил салфетки со стола и начал промокать подол моей юбки.

– Прекрати! – Мои пальцы сомкнулись на его запястье. – С чего ты решил, что по пятницам меня можно лапать?

– Я просто подумал… кофе еще не впитался…

– Сделай мне одолжение, уйди немедленно, – попросила я. – До того, как я надену кофеварку тебе на голову.

На том они, конечно, ушли, а потом еще долго обходили меня стороной. На лице Херба читался стыд, Айлингтона – недоумение. Понятное дело, он же извинился, так чего я продолжаю злиться?

А неделей позже, другими словами, в тот день, когда разверзся ад, они вдвоем появились в коммуникационном центре, где-то после полудня. Джастин вошел первым, с букетом, Херб – за ним. Практически прятался за его спиной, словно думал, что я начну швыряться пресс-папье.

Дело в том, что я не злопамятна, не могу долго дуться на человека. Любой, кто меня знает, это подтвердит. День, два, конечно, злюсь, а потом злоба уходит, как вода между пальцами. Эти зашли такие аккуратненькие, прямо парочка маленьких мальчиков, явившихся к учительнице извиниться за то, что во время самоподготовки дурачились вместо того, чтобы учить уроки. Еще одна характерная для мужчин черта. То они готовы вцепиться друг другу в глотку из-за какой-то ерунды, например, счета в матче по бейсболу, то вдруг становятся такими смирными, будто сошли с картины Нормана Рокуэлла. А минутой позже уже залезают к тебе в трусы или собираются залезть.

Джастин протянул мне букет. Цветы они собрали на поле за нашим зданием. Ромашки, колокольчики. Даже несколько одуванчиков, насколько мне помнится. Вот это меня и обезоружило. Если б они принесли розы из теплицы вместо мальчишечьего букета, я бы наверняка злилась на них дольше. Юбка-то была хорошая, а я терпеть не могу выбрасывать практически новые вещи.

Джастин Айлингтон вошел первым, внешне он напоминал звезду футбольной команды, высокий, широкоплечий, голубоглазый, с темными вьющимися волосами. Надеялся растопить мое сердце и, надо признать, у него получилось. Протянул букет. Мы извиняемся, дорогая учительница. В цветах белел конверт.

– Ширли, – голос Джастина звучал серьезно, но в глазах прыгали смешинки, – мы хотим с тобой помириться.

– Это точно, – добавил Херб. – Я себе места не нахожу из-за того, что ты на нас сердишься.

– Я тоже, – соглашается с ним Джастин. Я сомневалась, что он говорил от души, но вот голос Херба звучал искренне, и меня это устроило.

– Ладно. – Я взяла цветы. – Но если вы еще раз…

– Нет! – воскликнул Херб. – Ни в коем разе! Никогда! – Так они, разумеется, все говорят. Только не обвиняйте меня, что я отношусь к мужчинам с предубеждением. Просто я – реалистка.

– Если сделаете, точно заработаете по «фонарю». – Я посмотрела на Айлингтона. – И вот что я тебе скажу, раз уж мать тебя этому не научила: с льняной материи кофейное пятно не ототрешь.

– Ты уж загляни в конверт. – Джастин все старался покорить меня взглядом своих синих глаз.

Я поставила вазу на стол и вытащила конверт из ромашек.

– Надеюсь, там не порошок, от которого чихают? – спросила я Херба. В шутку, конечно, но он энергично замотал головой. Глядя на него, возникала мысль, что даже квитанцию о штрафе за превышение скорости он выписывает с извинениями. Но с другой стороны, патрульные на дорогах меняются. Должны.

Я открыла конверт, ожидая найти в нем открытку с новыми извинениями, только в стихотворной форме, но увидела сложенный листок. Достала, развернула и поняла, что это подарочный сертификат универмага «Джей-Си Пенни» на пятьдесят долларов, выписанный на мое имя.

– О нет, – вырвалось у меня и сразу захотелось плакать.

Тут я должна сказать еще про одну особенность мужчин: когда ты на них особенно сердита, они вдруг проявляют такую щедрость, что место злости сразу занимает стыд. Начинаешь корить себя, что так плохо думала об отличных парнях. – Ребята, вот это совсем ни к чему…

– Наоборот, – отрезал Джастин. – Мы вели себя так глупо.

– Ужасно глупо, – поддакнул Херб. Теперь он кивал, не сводя с меня глаз.

– Но это слишком много!

– Согласно нашим расчетам, нет, – ответил Айлингтон. – Мы же должны возместить не только юбку, но и моральный ущерб, и боль, и страда…

– Я же не обожглась, кофе был чуть теплый…

– Возьми, Ширли, – сказал Херб решительно. Еще не стал мистером Мальборо, но дело шло к этому. – Не спорь с нами.