Почти ангелы

Том оглядывался по сторонам, выискивая знакомых, но все лица казались лишенными индивидуальных черт: мужчины – обветренные и пышущие здоровьем или бледные и обеспокоенные, в соответствии с родом занятий, женщины – молодые или пожилые, но все в светлых летних платьях и соломенных шляпках, украшенных различными искусственными цветами и фруктами. Где-то под ногами, наверное, сновали дети, но Тома они не интересовали. Должны же Элейн с сестрой Фелисити как-то выделяться в толпе или мы действительно дошли до той стадии, когда все женщины выглядят одинаково, вне зависимости от того, где покупают одежду?

– А вот и ты, Том, – произнес знакомый голос, награждая его, судя по всему, фирменным местным приветствием. – Разве ты меня не узнаешь?

– Элейн?! – Он взял ее руку и надолго задержал в своей. – Я тебя высматривал.

Одета она была, как и все тут, в цветастое шелковое платье, белую шляпку и перчатки, но нитка жемчуга на шее и жемчужные сережки в ушах скорее всего были настоящими. Она была белокожей, довольно пухленькой молодой женщиной одних лет с Томом, с веснушками и, как принято говорить, «ясными» серыми глазами.

Они стояли у столика, где выставлялись ягоды и фрукты: горки малины и слив были красиво выложены на листьях. Ткань шатра отбрасывала на лица зеленоватый отсвет, придавая празднику сказочную атмосферу, точно они находились под водой или в лесу.

– Ты так давно не был дома, – сказала она, но без тени упрека.

– Да, хотя приезжал на выходные от случая к случаю, но, кажется, в прошлый раз ты была в отъезде.

– Я написала тебе на прошлый день рождения, ты получил мою открытку?

– Да, спасибо.

Теперь он вспомнил: это была не открытка, а очень длинное письмо, полное повседневных мелочей, которые бывают либо ах как увлекательны, либо ах как утомительны, в зависимости от чувств, которые испытывает к автору получатель.

– Ты не ответил, поэтому я и спросила. Наверное, был занят.

– Да, проходили выборы нового вождя, потом волнения среди рабочих на плантации, потом нас на шесть недель отрезали дожди и… еще много чего разного.

– У тебя всегда такие впечатляющие отговорки, гораздо внушительнее, чем у кого-либо другого, – улыбнулась она. – Тебе ведь не нужно было прибавлять «еще много чего разного», верно, Том?

Он удивился, как с ним случалось и прежде, проницательности даже самых приятных женщин. Всех, кроме Дейдре, но она, наверное, научится.

– Все равно очень приятно снова тебя увидеть, – сказал он. – Не могли бы мы как-нибудь выпить вместе чаю? Кстати, если уж на то пошло, ленч я сегодня пропустил.

– Ах, Том!

Она тут же забеспокоилась и повела его в чайную палатку, где настояла на том, чтобы отдать ему свою порцию сандвичей и пирога. Где-то далеко играл оркестр, но расстояние смягчило бряцание литавр до приятного фонового гула.

– Сегодня будут танцы, – сказала она. – Ты пойдешь?

– Я и забыл… Всегда ведь танцуют «У короля Эдуарда», верно?

– Конечно! А где же еще? – И добавила, помедлив: – Думаю, ты знаешь, что мы скоро породнимся?

– Да, Фелисити и Джайлс. Так здорово получается.

– Очевидно… – Она опустила глаза на скатерть. – Я слышала, у тебя тоже кто-то есть.

– У меня? Не верь, – от всего сердца возмутился Том. – Я повенчан с антропологией.

Элейн допила чай, и они пошли посмотреть на бегонии, слишком крупные и слишком яркие для обычных цветов, – но по той самой причине требующие изумленных и восторженных восклицаний. Первый приз завоевало творение миссис Моллоу.

– Она ведь размером с обеденную тарелку… Взять хотя бы вон ту, желтую? – не выдержал Том.

Рассмеявшись, Элейн подняла на него взгляд.

– Не ускользнуть ли нам в паб? – спросил он. – Он, наверное, уже открылся.

– Только не в паб, – с сомнением произнесла она. – Я правда не могу, маме не понравится, не здесь. Если бы меня тут не знали, все было бы по-другому. Но, может, выпьем вечером на танцах?

– Да, конечно, и танцев, надеюсь, будет много.

Вернувшись домой, Том с удивлением обнаружил свой вечерний костюм в гардеробе в своей старой комнате, точно тот только и ждал, когда он вернется и его наденет. Он едва узнал себя в высоком зеркале на верхушке лестницы и решил, что выглядит почти так же элегантно, как Марк в подобном случае. Конечно, ему не мешало бы подстричься, как не преминул указать Джайлс, но лишенные племени должны иметь какой-нибудь явный стигмат своего изгнанничества.

Зал паба «У короля Эдуарда» оказался полон воспоминаний детства и юности. Большой поясной портрет монарха взирал на него и на детских утренниках, и на первых взрослых танцах. Головы оленей с влажными трогательными глазами видели начало его романа с Элейн, пальмы и золоченые стульчики, расставленные вдоль стен, несомненно, те самые, с его ранней юности. Только букеты гортензий и гладиолусов в вазах будут другими, и люди – старше и, возможно, печальнее от сознания того, что теперь веселится по молодости новое поколение.