И для Кэтрин жизнь тоже продолжалась, впрочем, она и сама знала, что так будет. О жизни она думала как о давней подруге или, возможно, надоедливой престарелой родственнице, настырной, стучащейся, льнущей, никогда не оставляющей ее в покое, наделенной властью дарить мгновения счастья, но в настоящий момент на них скуповатой. По всей вероятности, дух радости из стихотворений Шелли, который приходит так редко, был иного порядка – вроде красивого молодого человека, которого Кэтрин в настоящее время не могла себе представить. Она встречалась с редакторами, писала статьи и рассказы, а по вечерам читала своих любимых унылых поэтов: Харди, Мэтью Арнольда и малых викторианцев. Она даже нашла в себе силы взяться за Достоевского. Часто она тосковала, что у нее нет скучной подруги, с которой можно провести день на дневном спектакле или расхаживая по магазинам, а после приятно посплетничать за чаем. Среди ее знакомых было больше мужчин, чем женщин, и почему-то ей казалось, что их общество будет менее утешительным, чем женское.
Однажды утром она бродила по большому магазину, который нравился ей тем, что вызывал ассоциации с чем-то старым и респектабельным. Как раз в такое место могла бы ходить за покупками, приехав в Лондон, мать Тома, или могли бы собираться чиновники колониальной администрации, которые, много лет проведя в одиночестве буша, и теперь искали бы убежища от мишурного блеска Оксфорд-стрит. А потому она даже не удивилась, когда, лениво бредя по первому этажу, наткнулась на группку людей, которые пили кофе в плетеных креслах, и в одном из них узнала Аларика Лидгейта. С их первой встречи она несколько раз его вспоминала, поскольку ее привлекли его странность и очевидное одиночество. И вот он сидит один и читает журнал, который, судя по названию, имел какое-то отношение к той части Африки, где он провел одиннадцать лет.
– Надо же, мистер Лидгейт! – воскликнула она, останавливаясь у его столика.
Робость не числилась среди ее недостатков, и она очень даже намеревалась сесть к нему.
– Мисс Олифент. – Так, значит, он помнит, как ее зовут. – Какой приятный сюрприз! Выпьете со мной кофе?
Кэтрин заметила нерешительную улыбку, скользнувшую по рубленым чертам истукана острова Пасхи.
Заказали еще кофе и шоколадных бисквитов. Устроившись поудобнее, Кэтрин достала портсигар.
– Что читаете?
– Так, просто одна моя статья… Две опечатки, так неприятно… Но уверен, вам не слишком интересно. – Закрыв журнал, он положил его на свободное кресло.
– Зависит от того, о чем она, – честно ответила Кэтрин. – Думаю, вы могли бы помочь мне кое с чем, о чем я как раз пишу.
– Вот как? – Он посмотрел на нее подозрительно, точно подумал о сундуках с заметками у себя на чердаке.
– Да, я пишу рассказ о человеке, который только что вернулся из Африки. Я сделала его охотником на крупную дичь – сафари вроде бы подходит для читательниц моего толка. Естественно, герой должен вспоминать о стране, где побывал, и я задумалась, а не слишком ли дикие мысли вкладываю ему в голову.
– Боюсь, тут не мне судить, – сказал Аларик. – Мне не хотелось бы гадать, какие мысли приходят в голову охотнику на крупную дичь.
– О, я совсем не это имела в виду. Понимаете, у меня он сидит в гостинице в Западном Кенсингтоне, вспоминает шум дождя в мангровых зарослях или смеющиеся лица женщин, которые несут с полей ямс, а на самом деле за окном английская морось и серые, замкнутые лица пожилых дам в фойе. Понимаете, о чем я?
– Пожалуй, даже слишком хорошо. – Он рассмеялся, но без особого веселья.
«Задело за живое», – подумала Кэтрин. Это ведь он навел ее на мысль о рассказе про охотника, что застрял в гостинице в Западном Кенсингтоне. Во всяком случае у нее хватило милосердия немного поменять основные обстоятельства.
– И что происходит в вашем рассказе? – вежливо спросил он с полуулыбкой, точно потакал ребенку.
– Он знакомится с племянницей одной пожилой дамы, которая ее навещает.
– А потом?
Кэтрин было удивилась, но потом сообразила, что он скорее всего сентиментальную литературу не читает.
– По сути, это и есть конец. Они идут гулять под дождем, и он вдруг чувствует, что есть что-то приятное в английской мороси… Я не закончила, но уже ясно, как все пойдет. А капли дождя могут бить по листьям мангровых зарослей? И ямс с полей носят женщины? Не хотелось бы насажать ляпов.
– Жаль, – начал он, прибегая к своему любимому обороту для рецензий, – что остальные не так дотошны, как вы. Авторы научных журналов хуже всего. Я часто нахожу…