Почему мы думаем то, что мы думаем

Немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) высказал два существенных возражения в отношении понятий доброй воли и долга у Канта. Главный аргумент Гегеля заключался в том, что этика Канта состоит из довольно специфических размышлений, как именно человек должен поступать, проявляя добрую волю; причиной этому, по мнению Гегеля, служит то, что нравственный закон Канта строится на принципе непротиворечия – принципе, когда что-либо не может быть истинным и ложным одновременно. Это значит, что существует лишь единственный верный образ действия. То есть, возвращаясь к вопросу, лучше ли действовать из чувства долга, чем ради удовольствия, следует отметить, что в отсутствие подробного и взвешенного рассмотрения обстоятельств нравственный закон Канта не может составлять абсолютный принцип нравственности. По сути, формулирование абсолюта нравственного закона (к примеру, долг прежде удовольствия) не даёт каких-либо содержательных ответов по причине слишком общего характера каких-либо различимых переменных в контексте. Поясняя своё несогласие с Кантом, Гегель ссылается на его пример о займе денег.

Кант полагал, что человек, который хочет занять у друга денег, не должен связывать себя обещанием их вернуть, если знает, что не имеет возможности сдержать слово. Гегель задаётся вопросом, способен ли сформулированный Кантом принцип нравственного закона определить, можно ли социальную структуру, основанную на собственности, безусловно считать нравственно добродетельной по своей сути. Интересно отметить, что значительная часть современной политической философии сосредоточена на нравственной ценности денег. Стремясь соотнести этику Канта со строгостью логического рассуждения, Гегель также приводит в качестве примера занятие благотворительностью для помощи бедным.

Гегель утверждает, что если бы каждый давал бедным деньги в соответствии с разумом и, как предлагает Кант, принципом доброй воли и долга, то никакой бедности бы не было вовсе. Это представляется любопытным искажением логики. Но даже если с точки зрения риторики может показаться, что здесь подрывается абсолютная нравственная истинность долга и доброй воли и нивелируется их значение, на самом деле это утверждение предваряет второе критическое замечание Гегеля. Не каждый станет помогать бедным; кто-то просто не захочет этого делать по любой из множества причин. Гегель полагал, что заставлять человека вести внутреннюю борьбу между разумом и желанием – это роковая ошибка метода Канта. Гегель полагал неестественным для человеческого сознания отвергать и подавлять желания ради таких умозрительных концепций, как добрая воля и долг. Но действительный вопрос этой этической дилеммы лежит в другой плоскости. Если долг соответствует тому, какой поступок будет правильным в данной ситуации, это можно назвать верным образом действия. Но если удовольствие может облегчить страдания и боль, а исполнению долга может воспрепятствовать давление извне, не значит ли это, что удовольствие должно быть прежде долга?

Сколько же людей хотели бы быть добродетельными, если бы только они могли быть добродетельны, не прилагая никаких усилий к тому! Они не любят добродетель настолько сильно, чтобы ради неё голодать или изнывать от жажды; они не продадут ради неё всё, что имеют; не станут колотить что есть сил в ворота царства небесного; но они с удовольствием станут взирать то на один, то на другой воздушный замок праведности и думать о том, как было бы мило в нём жить.

Джордж Макдональд. «Пол Фабер, хирург» (1878)

Бывают ли общеизвестные истины?

Концепция общеизвестной истины предполагает, что существуют вещи постоянные и неизменные, представляющие собой непреложные факты. Можно считать абсолютной истиной, например, то, что нет кошек, которые были бы собаками, или собак, которые были бы кошками, что квадрат не может быть круглым, а какая-либо окружность не может быть квадратной. То есть в мире существуют какие-то статичные вещи, которые не могут измениться, а значит, могут считаться общеизвестными истинами.

Факты природы таковы, каковы есть, но воспринимать их мы можем только через очки собственного разума.

Стивен Джей Гулд. «Молодец, бронтозавр!» (1991)

Стремление выявить абсолютные или общеизвестные истины связано с обнаружением логической значимости высказываний и суждений. Аристотель определял истину по следующей формуле: