Почему маму всё достало

– Я бросила Изабель! – заявила Луиза. – Ее идеологические установки не совпадают с моими. Она ожидала, что я буду убираться в нашей юрте, помогать на кухне и возиться с детьми, тогда как я пыталась писать свою книгу. Никогда я не подчинюсь вашим заскорузлым домостроевским канонам, ни мужским, ни женским. Поэтому между нами все кончено. Я покинула коммуну и купила автофургончик. Назвала его Гуннар Второй. Помнишь моего старого чудесного Гуннара Первого?

Я нехотя кивнула, припоминая, что у Луизы когда-то было ржавое ведро с болтами, в котором она передвигалась после того, как ушла от своего мужа, чьи принципы свободной любви были беспринципными, но ее отец сжалился над ней, отвез ее корыто на свалку, а взамен купил ей автофургон, чтобы его внуки были хоть в какой-то относительной безопасности на проезжей части.

– Ну так вот, я разъезжаю по стране на Гуннаре Втором, устраиваю поэтические чтения и пытаюсь пробудить в людях осознание, что их подавляют. У меня, как ни у кого другого, есть больше оснований говорить о подавлении, потому что меня пытались подавлять оба пола, понимаешь?

Феерично! Луиза с годами становится все больше и больше… Луизой. Донельзя избалованная, никем не подавляемая, я других таких капризных принцесс в жизни не встречала, она упомянула это самое подавление несколько раз, даже не успев войти в дом.

– А дети где? – напомнила я еще раз.

– Ах да, дети. Ну они так страдали в коммуне, что я отправила трех старших жить к их отцу. Бардо и его отвратительно богатая американка отправились восвояси в Чикаго, потому что ей не понравилось жить как мы, простые люди, в лесу, поэтому я отправила их с ними, чтобы они на собственном опыте увидели, что такое унылая потребительская жизнь, в оковах общества. К несчастью, капитализм их совратил и они отказались от всего того, чему я их учила. Цедрика засунули в какую-то американскую военную академию, потому что, по их мнению, он «необузданный». А он свободный духом, вот и все. Как я! Был свободный духом. Из него это, видимо, выбили, и ему нравится в академии. Позор на мою голову!

Учитывая, что за Цедриком тянулся шлейф правонарушений и он катился по наклонной прямиком в тюрьму, называть его «необузданным» было большим великодушием, так что такая метаморфоза была для всех хорошей новостью.

– Что до Ковентины, с ней всегда что-то не так. Она мне рассказывает, что проводит выходные в ТЦ и хочет найти работу, как только возраст позволит.

– Все пятнадцатилетние девчонки так говорят, – предположила я.

– А ЕЩЕ она хочет, чтобы я звала ее «Тина». Я назвала ее в честь древней богини, а она требует, чтобы ее называли просто «Тина»! – фыркнула Луиза. – А Ниссьен, он записался в школьную футбольную команду, хотя я его не раз просвещала на тему спортивных соревнований. Я так разочарована в своих детях, столько в них вложила, а они!

– А что же младшие? – поинтересовалась я, следуя за Луизой в холл, потому что она, не переставая болтать о своих детях (ни поздравления с днем рождения, ни вопроса, как у меня дела), оттеснила меня и вошла в дом.

– Где они сейчас? Иделиса, Борей, Ойлель, идите сюда! – закричала Луиза назад, в темноту открытой двери.

– Прости меня, – сказал Саймон. – Я не смог ее остановить. Обещаю, мы ненадолго.

– Она что, у тебя остановилась?

– Да, представляешь мой кошмар? Надеюсь, что скоро уедет.

– А ее дети до сих пор не приучены к горшку?

– Слава богу, на пол не ходят. Но с ними всегда надо быть начеку. Никогда не знаешь, на что они способны. Хорошая новость – она сегодня за рулем, я на этом настоял, так что пить она не будет, зато я бы не отказался. А вы еще не начали?

– Только собирались, – сказала я, и в этот момент из кухни вышла Ханна с коктейлем для меня, как и подобает заботливой подруге.

– А что это вы тут с Саймоном прячетесь? – спросила она.

– Привет, Ханна! – отозвался Саймон. – Эллен тут с Луизой здоровалась.

Ханна резко сдала назад, для беременной на поздних сроках она оказалась весьма маневренной.

– Луиза тут? – в ужасе прошептала она. – Какого хрена она здесь делает? Она же не притащила сюда весь свой выводок?

– Только половину, – успокоил ее Саймон. – Старшие дети включили мозги и отчалили к папочке, как меньшему из двух зол. Я ее скоро уведу, просто дети хотели, чтобы я сегодня приехал, а она вцепилась в меня мертвой хваткой.

– Хммм, – заворчала Ханна. – Боюсь, никаких канапье не хватит на Луизу с ее детишками.

– Не переживай, – мрачно заверил ее Саймон. – Она же веганша и не ест глютен, M&S для нее вообще агент глобализации, а канапье – символ прожорливости среднего класса и капитализма, так что она их в рот не возьмет. Кстати, почему мы называем их «канапье», а не «канапе», как все нормальные люди?

– Спроси у Эллен, – язвительно сказала Ханна. – Удивительно, как Луиза никогда не считала чужое дорогое спиртное символом прожорливого капитализма, да? Ладно, пойдемте уже. А то все тебя спрашивают, и подарки твои тебя заждались.