Почему исповедуются короли

– Я не смогла уснуть. Нехорошо было с моей стороны так язвить вам. Перед соблазном опиума трудно устоять, даже когда боль, при которой его назначают, прекратилась. Но если она держится…

– Вы не ошиблись.

Француженка ответила кривоватой усмешкой, предательски отозвавшейся в его груди.

– В том, что я сказала, нет, не ошиблась. Но должна извиниться за то, как я это сказала.  Вы спасли мне жизнь, а я столь неблагодарно на вас накинулась. 

– О, меня уже столько раз называли глупцом, да и куда похуже. Не то чтобы…

Гибсон запнулся, заметив в ночи слабый красный огонек – как будто в глиняной трубке тлел табак. И, наверное, в тысячный раз за свою жизнь пожалел, что не обладает сверхъестественной способностью Девлина видеть в темноте.

– Что такое? – спросила Александри.

Он кивнул на засыпанную снегом улицу.

– В арке двери через дорогу стоит мужчина. Я заметил его пару минут назад. Он до сих пор там и явно не горит желанием, чтобы его увидели. 

– Полагаете, этот мужчина наблюдает за вашим домом?

– А зачем же еще он здесь? Я мельком рассмотрел его в свете фонаря проехавшей кареты. Не думаю, чтобы видел этого парня раньше. Верзила с черными волосами и шеей толщиной с опору  Лондонского моста.   

– Баллок, – выдохнула Александри, приоткрыв губы и касаясь пальцами одной руки заиндевелого оконного стекла. 

Гибсон перевел взгляд на нее:

– Кто такой Баллок?

– Мебельщик с Тичборн-стрит, обвиняющий меня в смерти своего брата.

– Что, черт возьми, ему здесь делать?

Александри покачала головой:

– Понятия не имею, как он выяснил, где я нахожусь. Но он уже давно следит за мной, ходит за мной чуть не по пятам.

– В самом деле? – Гибсон оттолкнулся от подоконника. – Что ж, пожалуй, мне стоит выйти и поинтересоваться у мистера Баллока, какого лешего он тут забыл.

Он направился к двери, но Александри ухватила его за плечо и развернула обратно с удивившей хирурга силой.

– Вы с ума сошли?! Баллок однажды голыми руками убил своего ученика, раздавил бедному пареньку череп. Негодяй сумел убедить магистратов, будто сделал это непреднамеренно, и отделался клеймом на ладони[28]. Но то был никакой не несчастный случай, а хладнокровное убийство.

Гибсон сверкнул обнажившей зубы улыбкой:

– Все верно, я такой – одноногий сумасшедший глупец.

В шоколадных глазах что-то изменилось.

– Я не имела в виду…

Грохот колес привлек их внимание обратно к улице. Это пробивал дорогу в снегу пивной фургон, запряженный ломовыми лошадьми и сопровождаемый мальчишкой-факельщиком.  Отсвет факела заиграл на обветшалой арке, где прятался черноволосый верзила.

Теперь там было пусто.

– Исчез, – выдохнула Александри, вцепившись в плотно укутывающее ее одеяло – Он  всегда так делает. Наблюдает за мной какое-то время, а потом исчезает. 

– А вам никогда не приходило в голову, что, скорее всего, это Баллок напал на вас в Кошачьем Лазе и вырезал сердце у Дамиона Пельтана?

– Прикончи он меня, такое предположение имело бы смысл. Но зачем ему оставлять меня в живых и расправляться с Дамионом? – Лицо раненой внезапно потрясенно застыло. – Если только…

– Если только что? – переспросил Гибсон, когда она замолчала. 

Но побледневшая Александри только покачала головой, крепко сжав губы, словно боялась озвучить свои мысли.

ГЛАВА 27

Тем же вечером Себастьян под продолжавшимся снегопадом отправился по городским тавернам и кофейням.

Он начал с Пэлл-Мэлл и Пикадилли, выбирая среди заведений весьма своеобычные места, такие как «Белый олень» или «Голова королевы», где обслуживали клиентуру особого рода. По мере продвижения в восточную часть города круг завсегдатаев становился заметно проще: каменщики и мясники вперемешку с адвокатами и солдатами и лишь изредка – элегантный денди или светский жуир. Это было разношерстное общество, однако всех его членов связывала одна опасная тайна: во времена, когда плотский интерес к представителям собственного пола считался тяжким преступлением, эти люди рисковали жизнью, чтобы встречаться и общаться друг с другом.

Многие из подобных мужчин – «молли», как они себя называли – пользовались псевдонимами, красочными прозвищами вроде «Госпожа Маригольд», «Нелл Джин» или «Джен из Сент-Джайлза». Себастьян искал некую популярную и колоритную «мисс молли», известную под именем Серены Фокс.

Но нигде не мог ее найти.

Потягивая пинту эля и наблюдая, как танцуют двое мужчин: один – модник в наряде синего бархата, второй – каменщик в тяжелых ботинках, Себастьян стоял у прилавка таверны на Линкольн-Инн-Филдс, когда рядом с ним прислонилась к стене высокая, стройная женщина в изумрудном шелковом платье, заложив руки за спину и склонив голову набок.

– Говорят, вы разыскиваете Серену Фокс. Причем очень настойчиво.

Себастьян переменил позу и сделал медленный глоток эля. Женщина была уже не молода, но ее вьющиеся каштановые волосы до сих пор оставались блестящими, кожа сохраняла упругость, квадратный подбородок – подтянутость, а крупный рот – сочность.

– Приветствую, Лашапель.

Поджав губы, тот покачал головой и промурлыкал с гортанным французским акцентом:

– Здесь я Серена. Что вам от меня нужно?