Почему я не люблю дождь

Девшалар с ревом озирался по сторонам, знакомясь с миром, и медленно расправляя огромные свои ручищи-хватала. Острые мощные когти, которыми заканчивались его шестипалые лапы более напоминали загнутые абордажные крючья южных пиратов. С противным скрежетом они скребли стены поминальных дворцов, оставляя на белом мраморе глубокие рваные полосы.

Непропорционально маленькая голова чудовища как-то очень неубедительно болталась на огромном туловище, раза в три превышающем любой стоящий рядом склеп, а маленькие темно-красные глазенки только что народившейся твари при этом шныряли по сторонам, пядь за пядью обшаривая прилежащее пространство. Из широко разинутой пасти, занимающей по меньшей мере половину его перекошенной и будто смазанной чудовищным ударом хари, не прекращаясь и не прерываясь ни на миг вырывался жуткий рев, крошащий мраморные плиты, не хуже давешних молний и громовых раскатов.

Но это было еще не все.

Вокруг девшалара на расстоянии трех-четырех шагов раскачивались мерзкие мутные фигуры, карикатурно напоминающие человеческие, но раза в два превосходящие своими размерами любую, даже самую крупную особь людского рода. Фигуры эти, а числом их было то ли семь, то ли восемь – Осси поначалу так и не разобрала во всем этом мельтешении, – были соединены с центральной. А точнее – просто произрастали из нее, как погань из уродливой грибницы.

«Пальцы» девшалара, – как тут же окрестила их про себя Осси, – на вид были какими-то мутными, склизкими и невообразимо безобразными. Безглазые и безносые головы торчали рыхлыми комьями над обильно политыми розовато-лиловой слизью горками плоти – туловищами с невозможно длинными и искривленными руками, извивающимися так, будто костей в них не было вовсе.

Головы этих уродцев были от края до края рассечены узкими щелями огромных безгубых ртов, которые без конца распахивались, словно ненасытные пасти гигантских жаб.

Эти мерзкие отродья совершенно независимо друг от друга и, казалось, – от воли самого девшалара, шарахались из стороны в сторону, нелепо размахивая уродливым подобием человеческих рук, и роняя на несчастную, столько уже всего вытерпевшую землю Аулы, тягучие желтоватые капли, будто поры их сочились каким-то нехорошим болезненным потом.

Натекающие лужи этой гнилостной мути пузырились, бурлили и источали вокруг невероятное зловоние, которое тут же отозвалось в теле леди Кай весьма непотребными позывами. С большим трудом преодолев вполне естественное желание вывернуться наизнанку, чтобы очистить свой организм от поразивших его миазмов, Осси продолжила изучение вероятного противника.

Хоть и телепались все эти отростки сами по себе, никоим образом (по крайней мере внешне) общей волей не связанные, но все же все это богомерзкое создание являлось одним единым и неразрывным целым. И не было в том никаких сомнений, ибо периодически по телу его пробегали крупные волны ряби и непонятной дрожи, заставляя то один, то другой «палец» корчиться в жутких и неземных муках. К тому же, ни форма ни размеры этих самых «пальцев» чем-то постоянным не являлись, потому как то один, то другой вдруг истаивал, сильно уменьшаясь в размерах, в пользу своих соседей, которые тут же прямо на глазах разбухали, как бабушкино тесто в светлый праздник. При этом вся эта тварь и цветом своим и источаемой вокруг вонью сильно напоминала здоровенный кусок изрядно подгнившего мяса.

И даже несмотря на то, что Осси внутренне была давно уже к этому зрелищу готова, мысль о том, что ужасное создание это является порождением преображенной человеческой плоти, все же никак в голове не укладывалась. Было что-то чудовищно противоестественное в этом слиянии мертвых ингредиентов, оживленных нечеловеческой волей.

И больше всего пугали почему-то именно эти безглазые и безликие рожи. Было в них что-то отвратное и богопротивное… И именно они первыми леди Кай и нащупали.

Уж как они это сделали – увидели, почувствовали, услышали, – это только они сами, наверное, знали. Но факт остается фактом: сначала один – самый, кстати, из них мелкий – просто заморыш какой-то недоделанный, а следом за ним и два соседних прекратили свои метания на отведенной им части пространства и уставились своими лишенными глаз и всего остального харями прямо на Осси. Даже, вроде, чуть вперед подались.

И сразу же прекратились бесцельные шараханья самого девшалара, который следом за тройкой своих безглазых отростков уставился на интессу, просто-таки пожирая ее своими красными глазенками с расплескавшейся в них ненавистью.

Надо ли говорить, что такое изменение в его поведении тут же ознаменовалось дополнительной и внеплановой порцией рева, на этот раз адресованного лично леди Кай. В честь и во славу, так сказать. И не было в этом у нее и тени сомнения.

Рев разъяренной твари нарастал, и, казалось, не будет этому ни конца и ни края, но вдруг, почти уже достигнув болевого порога, он оборвался, замерев на полуноте в тот самый момент, когда Осси уже готова была грохнуться наземь, сжимая раскалывающуюся от невероятной боли голову.