Почему я не люблю дождь

Шарахнулись по углам всполошенные тени, с легким почти неслышным треском сплели на мраморе сложную паутину тысячи мелких трещин, и с шорохом стекла на землю каменная крошка, отсчитывая оставшиеся мгновения жизни, а смертный рев все не прекращался, заполняя собой все без остатка, и забираясь в самые удаленные закутки кладбища и самые потаенные уголки сердца. И было в нем бескрайнее, безнадежное отчаяние и обещание скорой и мучительной смерти всему, что встанет на пути нарождающейся погибели или просто окажется рядом.

А Осси была рядом.

Совсем рядом.

В непосредственной, можно сказать, близости – почти что роды принимала.

Вот только мертворожденная тварь эта противна была самой жизни, а потому чтобы защитить себя и уцелеть надо было подняться и встать на ее пути. Встать и опрокинуть исчадие обратно в пределы, где нет ни жизни ни времени. Где царит пустота и холодная покойная тишина. Где твари той было самое место.

И выхода другого не было, ибо не скрыться не убежать Осси уже не могла, да по чести – и не хотела. И раз уж так вышло…

Выпрыгнув далеко в сторону, Осси выкатилась из-за обломков надгробия и тут же, не целясь и в кувырке, плеснула в сторону девшалара с двух посохов. Черная смерть Лерда и золотой ветер Тифетта, сплетаясь тугим бичом устремились к мутному сгустку в центре площади и хлестнули по поднимающейся с колен исполинской фигуре. Клубящийся рой мертвых частиц, вырванных с другой стороны Вуали, и слепящий солнечный смерч, заставляющий вскипать промозглый блеклый воздух Аулы, ударили по распрямляющемуся девшалару, стремясь слиться с восстающей нежизнью и упокоиться. Ударили и… бессильно стекли наземь, истаивая словно капли росы под лучами жаркого солнца.

Смерть вновь рожденная оказалась сильнее смерти одолженной взаймы у вечности. Она просто впитала ее, выпив всю без остатка и досуха. И будто только раззадорившись от этой жалкой и смешной попытки упокоения девшалар вновь наполнил свои рваные легкие и выплеснул в светлый мир еще одну порцию рева.

По земле с хрустом раскалывая плиты пробежала широкая трещина – здоровый кусок небесного острова вот-вот грозил оторваться и отправиться в автономное плавание, уносясь в неведомы дали, и унося с собой леди Кай.

Унося от восставшего девшалара – и это было, в общем-то, не так уж плохо, но что значительно хуже – и от хилависты, и от портала, оставшегося где-то там на пределах Аулы. А этого допустить было никак нельзя.

Осси снова бросила свое тело в прыжок. На этот раз обратно – под слабую и ненадежную защиту гробницы. И во время…

Медленно и беззвучно, как во сне, расширяющаяся все больше трещина доползла наконец до самого края, и полплощади, пару раз качнувшись, отправилось в неспешное плавание по волнам собственной воли, постепенно и понемногу проваливаясь куда-то вниз…

А девшалар уже полостью восстал и был готов не только раздавить назойливую букашку тыкающую в его сторону жалким прутиком посоха, но и пожрать полмира. И не из злобы и ненависти ко всему живому, а просто так – от скуки и из интереса.

Мутная и неясная до того фигура в центре обломанной площади пришла в движение. Она дрожала, клубилась, извивалась жирными гигантскими червями, а потом мельтешение это стихло, по нему прошла рябь, где-то в самом центре началось бурление, и остатки тумана стекли наземь, явив миру и леди Кай нежить во всей ее красе.

Глава девятая

Пол был холодным и мокрым, и сидеть на нем совсем не хотелось. Правда, и встать никак не моглось. Такое, вот, имело место диалектическое противоречие…

Впрочем, мокрым тут было все – не только пол. Вода текла по стенам, сложенным из огромных покрытых плесенью каменных блоков, и капала с потолка, собираясь в большие темные лужи. Одна из них уже потихонечку подбиралась к леди Кай, печально притулившейся у стены. Закусив от боли губу, она отрешенно наблюдала за хилавистой старательно плюющим в колодец посреди этой маленькой комнатушки, больше похожей на тесный, давно позаброшенный склеп. Да, и колодец, в общем-то, был ей подстать – дырка в полу с ладонь величиной из которой вполне ощутимо тянуло холодом и какой-то мерзостью. Какой именно – Осси не понимала.

– Глубину хочу померить, – сообщил хилависта, перехватив ее взгляд, и истолковав его, как проявление естественного в такой ситуации любопытства. – А то дна, похоже, тут вообще нет, – он пошлепал губами и продолжил прерванное занятие с еще большим усердием и прилежанием.

Вскоре, впрочем, это ему надоело, и он пополз вдоль стены, с интересом изучая потемневшую от времени и сырости кладку и сложный рисунок подтеков. Однако и это его развлечение быстро закончилось ввиду невероятно малых размеров помещения. Глубоко вздохнув, хилависта посмотрел по сторонам, но не найдя больше ничего примечательного, направился к рюкзаку.

А лужа все наступала.