Почему я не люблю дождь

И едва только щупальца-лучи добрались до мертвой, но восставшей из тлена плоти, как с новой яростью вспыхнул оскаленный череп, и задрожал меж его клыков язык тик-палонга. И тут же невероятная, немыслимая, пульсирующая в мертвых телах боль заставила их упасть на землю и забиться в падучей, выгибаясь так, что казалось, что еще немного и все – кости не выдержат. Но, видно, оставался еще в них запас прочности, и они продолжали извиваться на земле, взбивая сухой песок. Сдавленные хрипы мертвых повисли в воздухе, и уже совсем немного оставалось им до грани, отделяющей нежизнь от смерти.

Спешивший на помощь монах замер в отдалении, не решаясь приблизиться ни к Осси, ни к катающимся в пыли мертвецам. Так и стоял, судорожно сжимая рукоять своего меча, который уже испил сегодня достаточно мертвой и перебродившей крови. Стоял и с ужасом переводил взгляд с леди Кай на корчащихся на земле мертвяков.

А боль, пожиравшая их, похоже, не только не отступала, но становилась все больше, тщательно пережевывая высушенную смертью плоть, и страдания последних разупокоенных были столь велики, что почувствовав это, леди Кай даже пошатнулась слегка и на всякий случай сделала шаг назад. Чисто рефлекторно.

А светлых лучей становилось все меньше, причем те, что еще оставались, бледнели прямо на глазах, теряя свой ослепительный первоначальный блеск, и становились почти прозрачными, потихоньку вливаясь в тела, распятые на земле. Они напитывали мертвецов своим умирающим светом, и это было сродни тому, как совсем недавно такой же странный и непонятный свет пожирал тело Иффы, так не вовремя оказавшегося в пределах его досягаемости.

Вот так же и сейчас – понемногу начинали светиться все еще дергающиеся трупы, источая вокруг новое сияние, прорывающееся изнутри сквозь трещины в пересушенной временем коже и глазницы в которых плескались мутные, словно застывающее стекло, зрачки. И свечение это все нарастало, а когда достигло своего апогея, мертвецы поплыли. Мертвая плоть их таяла, как воск на горящей свече, стекая на землю густыми, отвратительно воняющими волнами, и расплескивалась вокруг мерзкими мутно-серыми лужами, над которым вились тонкие струйки пара.

Скорость этого разложения все нарастала, и вот уже медленно сползающие волны жидкой плоти захватывали с собой целые куски мертвых тел. Грязными уродливыми ошметками они плюхались на землю и истаивали уже там, питая своей массой уже слившиеся в одно-единственное озерцо лужи.

И над всем этим победно сиял перстень некромансера, в очередной – уж неведомо какой по счету раз победивший смерть, но впервые сделавший это во славу Осси Кай и подчиняясь ее воле.

А потом он вспыхнул снова. Да так, что леди Кай на какое-то время ослепла, а когда зрение вернулось, то не было во дворе уже ни уродливых скрюченных костяков, ни смрадных луж, ни тяжелого, стелющегося над ними не то пара – не то дыма… Лишь немного спекся песок в том месте, где только что заново умирала троица разупокоенных, да черные хлопья сажи кружили над пятном свежеиспеченного стекла, в мутной глубине которого угадывались три чуть более темные тени.

– Готово! – Выдохнула Осси и, оторвавшись от жуткого пятна на земле, повернулась к монаху.

Тот стоял в нескольких шагах от нее, продолжая сжимать свой меч, и с ужасом смотрел на Осси, казалось, раздумывая – броситься ли ему со всех ног прочь, спасая свою облаченную в и синюю рясу шкуру, либо же – напасть на мерзкую тварь, – коей он, без сомнения считал теперь леди Кай, – и славно погибнуть в борьбе с богопротивным некромансером.

Все эти чувства и вся эта невероятно сложная их борьба отчетливо отражались на его лице, но, похоже, что здравый смысл все же сумел взять верх, и он пересилил себя:

– Здорово ты их…

Осси кивнула, соглашаясь, что здорово, но в подробности, что это, типа, не она, а кольцо… вдаваться не стала.

А с перстнем, тем временем, произошла новая метаморфоза, и тот мутант, который возник когда-то из слияния трех черепов вдруг ожил, и теперь как-то очень не по-доброму зыркал по сторонам злющими сапфировыми глазками, периодически разевал пасть, демонстрируя окружающему миру остро отточенные клыки, не забывая время от времени выбрасывать наружу дрожащий от возбуждения язык тик-палонга. Жуткое это было зрелище, да и к тому же не сулящее ничего хорошего в будущем.

«Да уж, – отозвалась этим мыслям леди Кай Хода. – С такой образиной на пальце в обществе находиться будет несколько… проблематично!»

«Не то слово…» – мысленно ответила леди Кай и, оторвавшись от перстня, подняла глаза на монаха. Это сейчас поважнее было.

А тот, похоже, уже окончательно овладел собой, справился с бурлящими внутри противоречивыми чувствами и теперь в упор и с интересом разглядывал леди Кай.

Был он ничего, так, собой – жилистый, высокий и ладный, и, не смотря на скрывающую фигуру рясу, смотрелся он эффектно и весьма соблазнительно.

Более чем соблазнительно…

Глядя на его разгоряченное схваткой тело Осси совершенно не к месту вспомнила вдруг, что давно уже не была с мужчиной, и от этого как-то сразу слегка закружилась голова…