После публикации заключения Макгихана с клеветническими измышлениями в его адрес Расселу посоветовали обратиться к независимому юрисконсульту. Он пригласил мистера Осмонда К. Френкеля, которого ему рекомендовал Американский союз защиты гражданских свобод. Действуя по поручению Рассела, тот немедленно обратился с ходатайством признать Рассела стороной процесса. Еще он потребовал возможности подать возражение на скандальные обвинения Гольдштейна. Макгихан отверг ходатайство на том основании, что Рассел не имеет в этом деле «законного интереса». Мистер Френкель оспорил отказ в апелляционном отделении Верховного суда, но там единогласно поддержали Макгихана без каких-либо объяснений. Тогда запросили разрешение на подачу апелляции в Апелляционный суд, но и в этом было отказано. Немногие остававшиеся в распоряжении мистера Френкеля правовые действия также оказались бесполезными. Просто поразительно, что миссис Кей, чья дочь никак не могла стать студенткой Бертрана Рассела, имела «законный интерес» в этом деле, тогда как сам Рассел, чьи репутация и средства к существованию находились под угрозой, подобного интереса не имел. Профессор Коэн остроумно заметил, что «если это закон, то, выражаясь языком Диккенса, закон – это задница».
Словом, Совет по высшему образованию и Бертран Рассел лишились возможности подать апелляцию, и решение Макгихана вступило в силу. «Как американцы, – заявил Джон Дьюи, – мы можем лишь краснеть от стыда за этот шрам на нашей репутации сторонников честной игры».
X
Из Калифорнии Рассел отправился в Гарвард, чей президент и члены совета не прислушались к мнению судьи Макгихана относительно того, что Рассел «не достоин преподавать ни в одном учебном заведении этой страны». Как бы отвечая Томасу Доргану с его «яблосоусом»[173], они сделали заявление, в котором говорилось, что университет «принял во внимание критику данного назначения», но после изучения всех обстоятельств пришел к выводу, что «в интересах университета подтвердить решение, что и было сделано».
Лекции Рассела в Гарварде не сопровождались какими бы то ни было инцидентами, хотя подозреваю, что статистические показатели изнасилований и умыканий в Гарварде слегка выросли в этот период. Затем Рассел несколько лет преподавал в фонде Барнса в Мерионе, штат Пенсильвания. В 1944 году он вернулся в Англию, где через несколько лет король Георг VI удостоил его ордена «За заслуги». Должен сказать, что налицо прискорбное пренебрежение британской монархии к уголовному законодательству.
В 1950 году Рассел читал лекции в Колумбийском университете, профинансированные фондом Мачетте. Его ожидал восторженный прием, которые все, кто присутствовал на лекциях, вряд ли забудут. Вспоминалось то ликование, с каким встречали Вольтера в 1784 году по возвращении в Париж, где он когда-то сидел в тюрьме и откуда позднее был изгнан. Также в 1950 году шведский Нобелевский комитет, чьи стандарты, по-видимому, оказались «более низкими, чем этого требует уважение к приличиям», наградил Бертрана Рассела премией в области литературы. На это не последовало никаких комментариев ни от миссис Кей, ни от мистера Гольдштейна, ни от судьи Макгихана – во всяком случае, в печати.