Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд

Высказывалось немало в чем-то справедливой критики по поводу процессуальной процедуры, причем эти нарекания касались главным образом применения положений о наказании, принятых задним числом, уязвимых мест и недостатков отдельных приговоров, а также того факта, что речь тут шла о трибунале, учрежденном державами-победительницами, а не о независимом международном суде.

Но даже тот, кто выражает сомнение в законности процессов, употребляя формальные юридические аргументы, должен будет признать, что в Нюрнберге — перед лицом «чудовищности» того, что было там вскрыто, — «восторжествовало право». Примечательно при этом, что почти 80 % немецкого населения оценили саму процедуру как честную, 55 % сочли приговоры справедливыми, а 21 % они показались слишком мягкими. И тем не менее большинство немцев отнеслось к этому, т. е. к ходу процессуального разбирательства, скорее безучастно [71]. Наверное, кое-кто мог бы предъявить тут и свой счет. Но только тот факт, что союзники тоже совершали преступления, ничего не меняет в наработанном в Нюрнберге обвинительном материале и ни в коей мере не затрагивает корректные действия судей [72]. Остается задать такой вопрос: как же свел счеты немецкий народ с мировой войной и ее последствиями? Даже и 50 лет спустя тут — как уже отмечал Эрих Куби по отношению к ситуации 1955 года [73] — «единой реакции нет». А Уильям Л. Ширер [74] констатировал в ноябре 1945 года: о чем немцы сожалеют, так это о том «факте, что они проиграли войну (а совсем не о том, что они ее учинили)». В этом наблюдении много правды. Когда минуло уже 40 лет, 8 мая воспринималось как «тяжкая годовщина» [75]. А почему, собственно? Почему так трудно признать, что то 8 мая, конечно, «не день ликования для немцев», но было же оно «днем освобождения» и для немцев тоже? Ведь даже если в 1945 году лишь немногие граждане национал-социалистической Германии имели, наверное, понятие о свободе, то должен же, по меньшей мере в ретроспективе, конец Третьего рейха, потерпевшего крах в своем покушении на цивилизацию Запада, быть поводом для благодарной памяти со стороны немцев [76].

Если отталкиваться от 1938 года, то судьба Австрии должна была бы быть тесно связанной с судьбой германского рейха. Но хотя аншлюсу противилось в ней тогда лишь меньшинство, союзники рассматривали эту страну как одну из жертв национал-социалистической агрессии. Поэтому в 1945 году она считалась освобожденной, что, однако, не означало, что с Вены снималась всякая ответственность за участие в войне.

В Австрию, оказавшуюся целиком втянутой в боевые действия только в последние недели войны, советские войска вошли в марте 1945 года, а англичане и американцы в конце апреля — начале мая. Сразу же вслед за вступлением на территорию Австрии Москва попыталась путем признания некоего временного правительства, в состав которого входили и коммунисты, поставить там стрелки в направлении народной демократии. Но этот план полностью провалился в результате выборов 25 ноября 1945 года, когда компартия потерпела сокрушительное поражение.

Еще до того, 20 октября, Лондон и Вашингтон признали временное правительство государства во главе с д-ром Карлом Реннером, что равнялось гарантии австрийской государственности в целом. Это было важно, так как союзники разделили Австрию на четыре оккупационные зоны. А Вена была, как Берлин, подразделена на четыре сектора, причем внутренняя часть города имела совместную оккупационную власть со сменяющимися комендантами. Союзническая комиссия занималась, среди прочего, разоружением, административным строительством и подготовкой к выборам, после которых должно было быть создано правительство. Таким образом, становление австрийской государственности принадлежало к политическим целям держав-победительниц; а подписанием Государственного договора от 13 мая 1955 года, которым Вторая республика провозглашалась суверенным государством в границах на 1 января 1938 года, это становление завершилось окончательно.