Побратимы

Под строками клятвы ставятся подписи: Жак Юрай, Лилко Павел, Томчик Рудольф, Capo Штефан, Кленчи Клемент, Горной Николай, Алексенко Иван, Замечник Рудольф, Иванов Леонид, Новак Виктор, Бакеа Грегор.

Жак говорит:

— Capo! Пойди во двор, подмени постового.

К дверям движется рослая фигура. Вскоре оттуда появляется другая, приземистая.

— Франтишек! Дело наше мы скрепили клятвой. Вот она. Читай и, если согласен, подписывай.

Согласен ли он, Франтишек Шмид? Этого Юрай мог бы и не спрашивать. Не сегодня и не под дверью пекарни начал Франтишек уговаривать пулюшку повернуться против насильников. И не одну солдатскую душу повернул на путь борьбы с ними. Не один его друг уже шагает партизанскими тропами.

Солдат берет бумагу и, не читая, подписывает.

— Прочитай, Франтишек.

— А я давно уже прочитал… в ваших душах.

Жак берет бумагу. На ней двенадцать имен. Нет, это не просто имена стоят под клятвой — тут поставлены жизни. Ведь пишется та клятва в фашистской неволе. Словацкие парни добровольно встали рядом. Теперь двенадцать жизней надо вручить кому-то одному.

— Кому, други, хранить доручим?

— Тебе, Юрай.

— Тебе вверяем.

— Кому командовать?

— Командуй ты, Юрай.

— Спасибо, други. Постараюсь.

…Спят Большие Копани, широко разгнездившись в песчаной степи. Над селом свирепствует ветер. Он сердито шумит в кронах деревьев, постукивает по крышам, тянет свою песню, то уныло-безнадежную, то прерывистую и звонкую.

Разгулялась ненастная ночь. Неспокойны, как эта ночь, и думы словаков.

Их пока горстка. Это простые солдаты: стрелки и пулеметчики, шоферы и пекари. Они искренне любят народ и ненавидят врагов, потому и восстали против зла и начали служить высокому долгу.

Национальное единство. Солдатская солидарность. Этим моральным силам придана антифашистская направленность. С огнем гнева в сердцах и с оружием мести в руках многие сыны Словакии уже перешли на советскую сторону и служат делу освобождения и своей, словацкой, родины.

Есть чем гордиться подпольщикам. Есть о чем подумать. Стоят они на новом рубеже своей жизни. Настало время и им, организаторам солдатского подполья, повернуть против Гитлера оружие. Возможности их нелегальной работы в дивизии исчерпаны.

Жак давно уже подпольщик. Он, как и Виктор Хренко, Войтех Якобчик и многие другие антифашисты, покинувшие «Рыхла дивизию» или ушедшие в подполье, заочно приговорен к смертной казни. Выход один: передав дела подполья тем, кто вне подозрении, уйти. Куда? Проторенные дороги в крымские леса не закрыты. Они только удлинились. Туда надо двигаться, к партизанам, в строю которых уже стоят словаки. Уходить нужно немедленно. Пройдет два-три дня, и будет поздно.

Спят Большие Копани. Шумит, воет ветер. Моросит осенний дождь. Степь плотно окутана тьмой. А по пекарне движутся тени.

— Каждую минуту будьте готовы, — приказывает только что избранный командир.

— Да, да, Юрай.

— Вы, Томчик и Лилко, автомашины держите наготове.

— Все будет, Юрай.

— Шмид и Дудашик! Вы берете пулемет… А вы, хлопцы, делаете запас патронов и гранат!..

— Будем стараться.

— Николай! А проводники будут?

— Будут, Юра. Проводники готовы.

Николай Горной отводит командира в сторону.

— Юрай! Тут скрывается один словак по имени Цирил. Я хочу познакомить тебя с ним: может, и его в лес возьмете?

— Как его фамилия?

— Не узнал. Он скрывает фамилию.

— Бери и его.

Кончив работу, они покидают пекарню; группами и в одиночку исчезают в плотной темени ночи.

…Знакомым, скрытым ходом Николай Горной взобрался на чердак. Разбудил Цирила и раскрыл принесенную сумку с едой.

— Дякую, пекне, — сразу набрасывается на еду словак.

— Цирил, как твоя фамилия?

— Я уже поведал тебе. Ако найду проводника на крымский лес, тогда скажу. И еще скажу. Николай! Ты русский человек. Что не убегаешь до партизан? Куда клонишься? Я не русский, але клонюсь до русских. Не служу гитлерови, седем раз арестованный був.

Так и не назвал опять Цирил свою фамилию. А Николай не открыл ему тайну о Жаке, тоже скрывающемся то у местных жителей, то на квартирах у солдат.

Двадцать первого октября поехали мотоциклом в Воинку: Цирил в коляске, Николай на заднем сидении, за рулем словак Иозеф Грман.

Когда подъезжали к Воинке, Грман на ходу крикнул:

— Може, прямо на лес, до партизанов двинемо?

И весело засмеялся.

В Воинке Николай привел Цирила во двор сапожной мастерской, оставил за сарайчиком. Скоро пришел с широкоплечим мужчиной среднего роста в комбинезоне и фартуке мастерового.

— Саша, сапожник, — так представился хозяин мастерской. Выслушав просьбу Цирила о проводнике в лес, пожал плечами.

— Не скажу точно. Но молва ходит, будто есть тут партизанские проводники. Поищи, может, найдешь.

Потом добавил тихо:

— Слышал я, будто по одному перебежчику они не водят. Ты подбери группу, тогда…

От этих слов у Цирила на сердце стало легко-легко. Захотелось обнять сапожника, расцеловать, как самого любимого человека…

…Пришел двадцать второй день октября. Воскресенье. В общинном дворе играет оркестр. Командиры пытаются поднять настроение словацким солдатам.

Кое-кто из солдат пришел. Появились и девчата. Начинаются танцы.