Побратимы

Короткая пауза, и по поляне летит команда:

— Под знамя смир-р-но-о!

На зеленом фоне леса, мягко переливаясь, проплывает алый стяг. Николай Котельников в сопровождении двух автоматчиков вносит бригадное знамя в центр каре. Выходят из строя для принятия присяги Григорий Гузий, Евгения Островская, Александр Чухарев, Анатолий Гаврилов, Кирилл Бабир. Тут же и вся группа словаков во главе с Виктором Хренко.

На поляне наступила торжественная тишина.

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик… вступая в ряды советских партизан, принимаю присягу и торжественно клянусь…

Строгие бронзовые лица щедро освещены лучами предвечернего солнца. Уверенно и отчетливо звучат слова присяги:

— …быть честным, храбрым, дисциплинированным и бдительным бойцом- партизаном, строго хранить военно-партизанскую и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников…

— …Я клянусь непоколебимо переносить и преодолевать все трудности и тяготы партизанской жизни и борьбы и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и рабоче-крестьянскому правительству…

Заключительная часть присяги произносится с особой твердостью.

— …Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся…

Умолкли. Стоим недвижимо. Будто вслушиваемся в слова, еще звучащие над поляной… Вдруг:

— Товарищ бригадный начальник! — волнуясь, обращается Виктор Хренко. — Дозвольте, я на первом ряду стану подписывать.

Получив разрешение, командир словацкой группы первым ставит под присягой свою подпись. Потом Виктор становится по стойке «смирно».

— Советскому Союзу, Родине родин… клянусь, — торжественно произносит он. — И слова цией клятвы сдержу! Не порушу!

Следом за ним подходят и ставят свои имена Малик Штефан, Якобчик Войтех, Данько Микулаш, Медо Клемент, Гира Александр.

Потом подписываются Григорий Гузий, Евгения Островская. Кирилл Бабир и другие партизаны, принявшие присягу.

…Вечереет. Стартовая команда скоро пойдет на аэродром. Вскрываю пакет и заново переписываю письмо на Большую Землю.

Пишу подробно о каждой диверсионной операции и о предварительных итогах боевой работы за июль. «Четыре эшелона, два склада боеприпасов, два подрыва линий связи, разбита и сожжена одна автоколонна. О четырех минах, заложенных на железной дороге и четырех минах на шоссе разведывательных данных еще нет». Прошу ускорить присылку человека для связи с Симферополем вместо Бабичева. Сообщаю подробности о продовольственном положении в бригаде. Повторяю просьбу направить пятьдесят-шестьдесят человек бывалых партизан из госпиталя, прислать мины новых систем, эвакуировать на лечение командира шестого отряда Ивана Мокроуса, комиссара пятого отряда Семена Мозгова. «Очень они скрипят. Кожа да кости. До зарезу нуждаются в лечении и отдыхе».

Карандаш упирается в точку. Думаю о Мокроусе и Мозгове, о десятках таких же безотказных. Сколько ими исхожено, сколько вынесено тягот боев и невзгод! Мысль уходит в даль прожитых дней, а слух цепляется за грустную песню, которая так пришлась нам по душе.

Вьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.

И как бы отгоняя грусть, в другом конце табора зазвучала вдруг задорная словацкая:

Як ты маешь
Таки сводни очи…

— Хлопцы! Три часа! — сдержанно, но властно подает голос дежурный. Это политрук Дмитрий Косушко. — Люди спят, а вы поете.

Песня замирает. Но минуту спустя слышится певучий голос Виктора Хренко:

— Товарищу служба, ако у вас кажуть! Начо кричишь? Мы ж тихо спеваемо. Малюемо донесения и спеваемо. Не можем не спевать. И я хочу не просто спевать, а кричать и танцевать, чоб уся наша Словакия чула: я присягнув Советскому Союзу!

Песня не затихает.

Но вот рядом послышались приглушенные голоса. Третий час ночи — время возвращения стартовой команды с аэродрома. С их приходом лагерь всегда просыпается: кто-то передает последние сообщения летчиков, кто-то из прилетевших с Большой земли обнимается с друзьями, а те, кому пришла почта, не дожидаясь утра, читают письма, вскрывают посылки.

Два письма получаю и я: засургученный пакет из Крымского обкома и от кого-то личное письмо.

Вскрываю обкомовское. Булатов пишет: «Первое. О чехословаках. Решайте смелее. Я целиком согласен создать из них самостоятельный отряд… В Белоруссии словаки уже дерутся крупными соединениями на стороне партизан. Это для ориентировки…

Второе. Правильную вы ведете тактику борьбы с противником. Надо его отучить ходить в лес. Третье. О награде лучших людей. Шаров представлен мною к ордену Ленина. Представлены и другие…»[33]

Рассматриваю второе, изрядно потертое письмо, на котором от почтовых штемпелей не осталось чистого места. Вскрываю и сразу гляжу на подпись: Ларин, бывший командир партизанского отряда.