Побратимы

— Таким мама родила, — не обращая внимания на атабаевский тон, ответил Генка и, подхватив под мышку черный лакированный футляр со скрипкой, скомандовал: — Вперед!

Не знали мы еще, что за человек этот Атабаев…

3

Первая танковая рота, как сказал нам по дороге в казарму Атабаев, три дня назад выехала на полигон, но здесь, в расположении, находится старшина, который специально приехал, чтобы принять пополнение. (Мы — пополнение!)

— Топайте на второй этаж, первая дверь направо, там должно быть открыто, а я к старшине домой сбегаю.

Атабаев ушел. Мы, предоставленные самим себе, поднялись по железным ступеням широченной лестницы наверх. Дверь с табличкой «Спальное помещение 1 ТР» была действительно не закрыта. В помещении в два ряда, вдоль высоких и потому, наверное, показавшихся очень узкими окон, выстроились аккуратно заправленные темно-зелеными одеялами кровати. Между рядами оставался широкий проход, сверкавший натертым до желтого блеска паркетом. В обоих его концах, у входа и у глухой стены, возвышались выложенные изразцовой плиткой печки.

— Вот мы и дома, старики, — сказал Генка, освобождая одной рукой плечи от лямки вещмешка. — Как говорится, располагайтесь. До прихода товарища старшины.

И тут мы заметили, что не одни в спальном помещении. Из-за дальней печки вышел довольно пожилой, совсем лысый мужчина в комбинезоне, с мастерком в руках и направился к нам.

— Кто такие? Пополнение? — осведомился он, подходя поближе.

— А вы, извините, по печному? — в свою очередь спросил Карпухин.

— И по печному тоже.

— Это приятно. Непыльно, а прибыльно. Дымят, что ли?

— Вроде бы такого не было. А подмазать не грех. Как-никак отопительный сезон скоро.

— А вы что, на должности истопника служите? — продолжал любопытствовать Генка.

— Должностей, сынок, у меня много. И истопником, бывает, приходится, — уклончиво ответил лысый.

У него грустные, добрые глаза, крепкие, в морщинках руки. Из-под расстегнутого, выпачканного глиной и известью комбинезона выглядывает полосатая тельняшка.

— На море служить довелось? — спросил Карпухин.

— По тельняшке определил? — Лысый запахнул комбинезон. — На море не служил. А в морской пехоте всю войну прошел. Сапером, подрывником был…

— А сейчас по печному? Вольнонаемный, что ли?

— Случается и по печному.

Влетел запыхавшийся Атабаев. И строевым к лысому.

— Товарищ гвардии старшина, пополнение в составе трех человек прибыло.

— Сам вижу — прибыло. Капитан Ермашенко где?

— В штабе. Капитан передал, чтоб вы приняли новичков и все вместе — на полигон.

— Понятно. Ну-ка, товарищ Атабаев, к военторгу на одной ноге, от них машина на полигон должна пойти. — Сказав нам, что через пару минут вернется, старшина вышел вслед за Атабаевым.

— Вот тебе и по печному делу, — развел руками Генка. — Не знаешь, где влипнешь.

— С твоим языком — где угодно, — заметил я. — Почему-то мы с Шершнем помалкивали, а тебе хоть заслонку в горло ставь. Погоди, он тебе истопника еще вспомнит.

— Ну, уж и вспомнит! Плохого я ему ничего не сказал, — неуверенно оправдывался Карпухин. — Вон и Серега подтвердит. Правда, Серег?

— Плохого действительно не говорил, — сказал Шершень, — а развязность свою с незнакомым человеком нечего выказывать.

— Ладно, буду истуканом вроде вас, слова от меня не дождетесь, — рассердился Генка, не встретив у Шершня сочувствия, на которое явно рассчитывал.

Возвратился старшина. Теперь, в форме, он уже не казался таким низкорослым и пожилым.

— Ну-с, начнем знакомиться. Да вы усаживайтесь: табуреток в роте хватает. Моя фамилия Николаев. И зовут Николаем. И по отчеству Николаевич. Одним словом, Николай в кубе. На сверхсрочной более двадцати годов. В танкистах сразу после войны. Для первого знакомства, думаю, хватит. Слушаю вас. С кого начнем? Давайте-ка с вас, юноша, — старшина посмотрел на Генку, — спрашивать-то у других вы мастак, послушаем, как про себя рассказать сумеете.

Беседа была недолгой. Оказывается, нам уже были определены и должности в экипажах — мы с Генкой попали в первый взвод, Шершень — во второй, в тот самый экипаж, где наводчиком служил Атабаев, — и отведены спальные места, тумбочки.

— Это что за чемоданчик у вас такой? — спросил Николаев у Генки, указывая на черный футляр.

— Скрипка.

— Умеете играть?

— Так точно.

— Ишь вы какой… Скрипач, значит. А я вот все дочку собирался музыке учить. Да где там! При нашем-то гарнизонном житье-бытье… В тумбочке не поместится? — Он взял футляр и отправился к Генкиной кровати. Приложил футляр к тумбочке и обрадованно сказал: — А ведь подойдет. Только и дел, что полочку убрать. Так что разрешаю хранить в тумбочке. Оно, конечно, можно бы и в каптерку, да там, пожалуй, сыровато будет. Как бы инструмент не испортился…

— Спасибо, товарищ старшина, — учтиво поблагодарил Генка.

— Спасибом, сынок, не обойдешься. Сыграешь на досуге. Ладно?

— Обязательно, товарищ старшина.

— К слову «старшина» надо добавлять слово «гвардии». Гвардии старшина. У нас часть гвардейская. И вам присвоят гвардейское звание…

— Ясно, товарищ гвардии старшина. Николаев по-доброму усмехнулся.