Прокладывание курса заняло больше времени, чем предполагал Фицпатрик, поэтому он решил пренебречь инструкцией, которая требовала опробовать все оборудование, пока судно еще стоит на якоре, и немедленно двинулся в путь. Выйдя на палубу. Фицпатрик отдал носовые и кормовые швартовы. Поскольку ему приходилось одновременно выполнять обязанности и рулевого, и палубного матроса, он решил не сматывать пока швартовы и наружные кранцы, а сделать это потом.
Быстро вернувшись в рулевую рубку, Фицпатрик включил навигационные огни и нажал на кнопку стартера. Радуясь, что не разбудил спящих в доме, он подал яхту сначала немного назад, затем включил переднюю скорость и тихо отвалил от пирса.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В конце концов правопорядок подменяется волюнтаристским администрированием.
28
Мадж Форрестол уже слышала о том, что случилось. Поэтому, когда ее муж начал снова пересказывать всю историю президенту и его супруге, она позволила себе погрузиться в собственные мысли.
Президент принимал гостей в небольшой бело-голубой столовой, расположенной в восточном крыле Белого дома. Эта комната с роскошной хрустальной люстрой XVIII века, обклеенная обоями с изображением событий Американской революции, всегда нравилась Мадж Форрестол, и если все планы сбудутся, она почти ничего менять в ней не станет. Что же касается комнаты, где перед обедом им подавали аперитивы, тут еще надо подумать. Пожалуй, туда стоит перевесить картину Сезанна, которая висит сейчас в желтой овальной комнате, а также заменить коричневые портьеры зелеными — в соответствии с оттенком зелени на картине.
— Боже мой! — воскликнул президент, откинув упавшую на лоб прядь седых волос. — Вам доподлинно известно, что этот Снэйт умерщвлял людей, чтобы получать органы для трансплантации? И это происходило в Майами?
Форрестол кивнул.
— Тут замешан не только Снэйт, но и некоторые ведущие хирурги страны, — четко произнес он с акцентом, выдававшим выходца из Новой Англии.
В одном из последних фильмов роль Форрестола исполнял Роберт Редфорд. Все сошлись во мнении, что сыграл он эту роль отлично, выглядел на экране таким же моложавым, как и министр юстиции, держался с такой же непринужденностью и в общем был весьма привлекателен.
— Быть не может! Вы шутите? — воскликнул президент.
— Нет, не шучу. Снэйт по основной своей специальности хирург-кардиолог, поэтому, когда нужно было пересадить, скажем, почку, он приглашал одного из ведущих хирургов-урологов. Аналогичная картина и с печенью или с…
— Минуточку! — перебил Форрестола президент, и на лице его внезапно появилось выражение озабоченности. — Вы что же, утверждаете, будто эти хирурги действовали заодно со Снэйтом и связаны с ним одной веревочкой?
— Вовсе нет. Он все так хитроумно разработал, что остальные хирурги ничего не должны были знать. От них требовалось лишь сделать операцию, ничем не отличающуюся от тех, какие они делают едва ли не каждый день: пересадку определенного органа из организма донора с уже омертвевшим головным мозгом в полном соответствии с правилами, существующими в медицинской практике.
— Ну, пожалуйста, дорогой, — сморщив носик, взмолилась супруга президента, — может быть, не стоит говорить о таких вещах за ужином?
Мадж Форрестол вышла из своего мечтательного забытья.
— Это все Хэнк, это он во всем виноват, — сказала она, взглянув на мужа с лукавой укоризной. — Ему не следовало рассказывать сейчас эту историю.
Президент сочувственно улыбнулся, но переменить тему разговора не захотел.
— Ну и что же с Манчини? Ему сделали пересадку?
Форрестол отрицательно покачал головой.
— После того, что произошло, сделать ему пересадку было бы для Снэйта равносильно самоубийству.
Улыбка президента погасла.
— Жаль. Ведь тогда мы могли бы обвинить его в соучастии в заговоре с целью убийства.
— Обвинить его можно хоть сейчас, — отозвался Форрестол, поднося ко рту вилку с куском ярко-красного ростбифа. — Трудность заключается только в одном — доказать, что Манчини знал, откуда Снэйт берет органы для пересадки.
— Ну а что стало с дружком Клэр Теннант? — спросил президент.
— С Фицпатриком? — Лицо у Форрестола вытянулось. — Точно не известно. Вчера утром яхта «Марлоу» была обнаружена в шестидесяти милях к северо-западу от Большой Багамы. На борту — никого…
— Что вы говорите! — воскликнула супруга президента, прижимая к губам салфетку. — Бедняга!
Президент, крякнув, спросил у Форрестола:
— А он опытный моряк?
— Похоже, что да. И весьма!
— Ну, даже если и так, — сказал президент, вспомнив времена когда он сам служил в военном флоте, — то мне лично не хотелось бы в одиночку идти на яхте в этом районе…
— А как вы думаете, что с ним случилось? — обратилась к Форрестолу супруга президента.
— Неизвестно. Яхта была в целости и сохранности, и все вещи, включая револьвер Липпенкотта и спасательную шлюпку, оказались на месте. Ни следов борьбы, ни пятен крови. Ничего подозрительного.