Побочный эффект

– Видимо, это началось в самолете, – сказала она. – На маршруте Лос-Анджелес – Вашингтон. Я работала в салоне первого класса и разговорилась с очень странным типом. Все расписывал, что за выдающаяся он личность, всякие там приключения. В конце концов я сказала, что не верю ему, тут он вскинулся и показал мне пропуск в Белый дом со своей фотографией, так что, похоже, то был не просто треп.

– Он представился тебе?

– Сказал, что его зовут Уэнделл Бэкстер, но, показывая пропуск, закрыл фамилию рукой. А на запонках у него буква «Р.». Так что делай вывод сам.

Нортон даже не удивился. Он начал склоняться к мысли, что Гейб прав: весь мир представляет собой один сплошной заговор.

– Пенни, ему лет сорок пять, худощавый, короткие темные волосы и диковатый взгляд?

Глаза у нее округлились, как блюдца.

– Откуда ты знаешь?

– Это долгая история. Расскажи подробнее, о чем он говорил.

– Послушать его – прямо какой-то международный шпион. Много говорил о пистолетах. Сказал, что у него есть пистолет, стреляющий за угол, но это, конечно, была шутка. Рассказывал о частных клубах в Лондоне, где играл в карты, сказал, что лично знаком с иранским шахом, сыпал фамилиями киноактеров. Видимо, так разговор у нас перешел на Джеффа.

– Филдса?

– Да. Я сдуру и ляпнула, что бывала у Джеффа на вечеринках, а он уцепился за это. Стал расспрашивать о Джеффе, что там за вечеринки у него, потом я ушла от этой темы, и он снова принялся за свои подвиги.

– Он не сказал, почему у него пропуск в Белый дом?

– Говорил что-то о специальных заданиях. Звучало это так, будто он делает им одолжение. Мнения об Уитморе он не очень высокого. Говорил о политике, о том, что стране нужно новое руководство и «конституционные принципы», не могу взять в толк, что это значит. Слушать его было дико. То есть он нес сплошную чушь, но я не могла отвести от него глаз. Прямо гипнотизер.

Она отпила кока-колы.

– В общем, когда мы приземлились в Далласе, он пригласил меня пообедать; делать мне все равно было нечего, я согласилась; прилетев в Вашингтон, мы отправились в какой-то арабский ресторан; короче говоря, я напилась, он привез меня в какую-то грязную квартиру на Капитолийском холме и, вместо того чтобы тискать меня – к этому по крайней мере я была готова, – стал расспрашивать о Джеффе, принимают ли у него на вечеринках наркотики. Я выложила ему все, что знаю, лишь бы он отстал. Потом он среди ночи вызвал такси и отвез меня в дом своего друга, где я и ночевала.

– Пенни, сможешь ты найти этот дом?

– Вряд ли. Сам знаешь, все дома на холме похожи. Наверно, узнала бы, если бы оказалась рядом.

– Завтра нужно будет погулять по холму, может, найдем. Согласна?

– Конечно, Бен.

– Ну и что было дальше?

– Примерно с неделю ничего. Потом как-то утром я готовлюсь к вылету, тут двое типов отзывают меня, показывают серебряные значки, говорят, что они агенты бюро по борьбе с наркотиками, грозят мне неприятностями и хотят задать несколько вопросов. Я им: «Что вы, ребята, я ничего не знаю. Мне нужно на самолет поспеть». Тогда они говорят, что, если хочу, они могут договориться с моим начальником – вежливо так, будто делают мне одолжение, но при мысли, что они явятся к начальнику, меня в дрожь бросило.

– Они знали это заранее.

– Должно быть. Ну, я спросила, что они хотят узнать, тут пошли расспросы о наркотиках, употребляю ли я их, знаю ли кого, кто употребляет. Смех да и только. Я говорю: «Слушайте, ребята, о чем тут говорить, все покуривают травку, все нюхают порошок счастья». Честное слово, Бен, почти все стюардессы, кого я знаю, курят или нюхают перед полетом, только тогда они способны улыбаться щипкам тех болванов, которых должны обслуживать. Но эти типы не отставали и вскоре перешли к Джеффу Филдсу: кто употребляет наркотики у него на вечеринках, откуда наркотики берутся и все такое, и в конце концов я заявила им, что ничего больше не скажу.

Пенни умолкла и допила кока-колу. Нортон чихнул.

– Выпей пунша, – сказала Пенни. – Может, я тоже выпью.

– Хорошая мысль, – сказал Нортон. Он пошел на кухню, вскипятил воды, налил в кофейные чашки по стаканчику виски, долил их кипятком, добавил меду и по два мускатных орешка.

Пенни пригубила напиток и усмехнулась.

– Это годится, – сказала она. – Если бы я только выпивала, то не влипла бы в такую передрягу. А может, и влипла бы, при моей-то невезучести.

– Пенни, говорили эти люди, что ты не обязана отвечать на их вопросы? Что ты можешь вызвать адвоката? Что все сказанное тобой может быть обращено против тебя?

– В общем-то нет. То есть один заикнулся, что отвечать я не обязана, тут вмешался другой и сказал, что мне лучше не отмалчиваться, потому что положение мое и без того скверное. Я совсем растерялась. Один завел речь, как ужасно в тюрьме девушке вроде меня, я даже ударилась в слезы, а другой так, по-хорошему говорил, что им нужна от меня только правда, а правдой нельзя причинить зло.

Нортон застонал.

– Пенни, пожалуйста, если полицейский спросит у тебя хотя бы который час, отвечай: «Обращайтесь к моему адвокату».