Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

9.2.3. Поешь колбаски, Прин, и дай мне ту флейту. Не хочешь? Да ты вся дрожишь! Не говори только, что это из-за мумии, закопанной, уверяю тебя, не позже чем год назад. Право же, ты меня удивляешь. Взрослая женщина, проделавшая в одиночку путь от Элламона до Гарта, испытавшая столько приключений, что меня при мысли о них саму в дрожь бросает! Ты укрощала драконов, освобождала рабов, умеешь читать, писать и убивать, когда надо – истинно просвещенная женщина по моим ограниченным меркам. А рядом я, почти не выезжавшая за городские ворота за все мои сорок лет, и меня все эти страсти не особо тревожат. То, что ты вызвалась помогать мне в моем искусстве, – всего лишь новый шаг в твоем образовании и подтверждение твоих прежних успехов. Но иногда мне кажется, что твой опыт заставляет звучать все вокруг, образуя мерцающий знак, чей смысл в его бесконечной игре скорее ужасает, нежели просвещает. Твоя восприимчивость делает тебя моей идеальной слушательницей – быть может, ты и на Чародея так же настроена? И только мое невежество защищает меня от всяческих ужасов? Но ведь магия, которую мы здесь творим, безобидна и может утешить людей, слишком павших духом или слишком безнравственных, чтобы праздновать государственные свершения там наверху. Перестань же дрожать, моя дорогая, и держи барабан так, чтобы я могла ударить в него, пройдясь по струнам арфы. А флейты разложи от высокой до низкой, как всегда делаешь, чтобы я и в темноте знала, которую взять. Привычка, именуемая зачастую хорошим или дурным вкусом, – великая подмога искусству.

9.3. Столкнулся с Джои пару дней назад. Полиция борется с маньяком, забирая с улиц кого попало, за наркотики или что-то еще. Если их посадить, то их, видимо, не убьют? На прошлой неделе здесь арестовали около двухсот человек, и ребята просто с ума посходили. Копят отложенные на наркоту деньги, снимают комнаты и набиваются туда душ по восемь, по десять. Ночью маньяк, днем полиция – не знаешь, где и посрать. Я сидел на кухне одной из таких ночлежек, пока Джои «делал свой бизнес», и смотрел по старенькому черно-белому телевизору версию «Айронсайда», где полицейский, которого ограбили, избили и бросили у дороги, решает отныне стать рядовым гражданином без опознавательных знаков.

Вокруг сновали разные персонажи. Пришел парень с пирсингом в грудной мышце (дырка здоровая, это вам не сосок проткнуть). Пришла пара – хилый Майк и Карен с черными волосами до пояса. Она заскочила в ванную, укололась, и они с энтузиазмом поведали мне, что у Майка роскошные причиндалы и сегодня у него сессия для порномоделей. Работу ему нашла Карен и готова была хоть кого пристроить, если у него есть То, Что Надо. Джои, вернувшись, показал мне вырезку из «Нью-Йорк Таймс» с большой фотографией: сорок-пятьдесят полицейских, мужчин и женщин, замаскируются под бездомных и лягут спать в дверных нишах, а другие офицеры будут сидеть в засаде и брать злоумышленников. Лица полицейских на фотографии были видны, и уличная братия передавала ее из рук в руки, надеясь опознать переодетых копов.

Видны, но не слишком четко. Зачем их вообще было фотографировать?

О маньяке в газете не упоминалось (на второй и третьей страницах вкратце говорилось о «поножовщине»); может быть, полиция надеялась и его тоже взять?

Не взяли пока.

9.4. Вдоль всего Моста Утраченных Желаний горели факелы, хотя еще не совсем стемнело. Красные огни чередовались с белыми, озаряя веселые компании, спешащие туда и сюда.

Слухи о приближении Освободителя – кто-то видел на Шпоре, как он со свитой направляется к Старому Рынку – привлекали к мосту толпы народа. Одни подпрыгивали, чтобы увидеть что-то поверх голов, другие спрашивали: а кого ждем-то?

По краю собравшейся у моста толпы расхаживал человек с молотом каменотеса в руке. На макушке у него сверкала плешь, оставшиеся волосы он заплел сбоку на манер ветерана императорской армии. Судя по сильно искривленным ногам, на марше ему пришлось бы несладко, но мускулы он себе нарастил молотом хоть куда. Видно было, что он пьян, а может, и не в своем уме. Пройдя несколько шагов в одну сторону, он тут же сворачивал в другую, постоянно на кого-то натыкаясь.

Когда на рыночной площади показались всадники, поднялся крик. Люди бежали с моста к фонтану. Человек с молотом перехватил свое орудие двумя руками и ударил по каменным перилам – раз и другой.

С третьего удара стенка раскололась, с четвертого и пятого на мост посыпались осколки.

Одни люди, бегущие мимо, в самом деле его не видели, другие чувствовали кипящую в нем ярость и притворялись, что не видят.

Первым на него обратил внимание шестидесятилетний лицедей с золотой краской на веках и синей на губах. Это был еще бодрый старик, хотя силачом не казался. Закончив свое представление на рынке, он шел, чтобы сесть в повозку и сыграть спектакль в другом месте.