Побег из Невериона. Возвращение в Неверион

Он не знал (как, впрочем, и купцы), что барон Кродар, первый министр, прибывший в Элламон с секретнейшей миссией, наконец уступил лихорадке, снедавшей его третий день. К вечеру удрученные лекари объявили о его кончине, и гонцы помчались из замка Ванар во все концы империи с этой вестью. Слуги всю ночь работали при свечах, готовя шесть погребальных колесниц. Утром кортежу в сопровождении двадцати четырех барабанщиков, по дюжине с каждой стороны, предстояло двинуться сперва в Колхари, где к процессии примкнет императрица Инельго, затем на полуостров Гарт, родину Кродара, где его похоронят.

На рассвете в барабаны ударили, и кортеж выехал из Ванара, а затем и из самой крепости Элламон.

Сильно проголодавшийся Удрог, шагая по обочине дороги на юг, вскоре услышал эту зловещую дробь, становившуюся все громче и громче – точно великанское сердце билось, грозя вот-вот разорваться. Еще немного, и в первых косых лучах, разгонявших лиловый утренний сумрак, показались кареты, стража и барабанщики. В выемках наспех отчищенных медных накладок на черном лакированном дереве проглядывала зелень.

Погребальный кортеж какого-то большого вельможи с громом проследовал мимо Удрога.

Подкрепившись сорванными в саду сливами, он вернулся в тот же сад и спросил объявившегося к тому времени хозяина, не слышно ли чего нового. Это хозяйство было самым бедным из трех, виденных им с утра: в другие варвар не отважился бы зайти.

– Министр какой-то помер, слыхать, – сказал крестьянин, такой же тощий, как Удрог. – Вон, барабаны бьют. Убили его, говорят, на большой дороге – многих убивали, когда я молодой был. На юг будто бы везут, в Колхари. Проваливай, парень, я нищим не подаю.

Крестьянин побогаче мог бы знать больше, даже накормил бы, глядишь, – но с бедняком Удрогу было куда сподручнее.

Он вспомнил, что говорил купец об опознании мертвеца. Стало быть, одноглазый не лгал! Он и впрямь был министром, к которому подослали наемных убийц! То, что Удрог принимал за безумие, было признаками величия. Удрог видел, как погиб Горжик Освободитель, министр ее величества и спаситель народа, а теперь увидел, как его везут хоронить.

Юный варвар был, само собой, не такой дурак, чтобы рассказывать, что Освободителя убили у него на глазах и что он мог бы опознать тех, кто его убил. С такими рассказами как раз угодишь в темницу. Но вспоминать об этом было приятно: то, что он видел, приобщало его к интригам большого мира.

Чуть позже ему посчастливилось: купеческий гонец, скакавший на юг, посадил его к себе на коня. Посыльный мог бы рассказать Удрогу, что случилось на самом деле, но парню и в голову не пришло спросить, а всадник тоже не был настроен говорить о чем-то с бродягой. Скакать галопом было утомительно, но весело, а под конец всадник даже железную монетку Удрогу дал. Похоронную процессию они обогнали, не видя ее, поскольку ехали по другой дороге. Кортеж двигался медленно, останавливаясь в каждом селении, чтобы простолюдины могли проститься с усопшим, а знать – последовать за ним верхом или в собственных экипажах.

Удрог забрался переночевать в разрушенный замок, так и не узнав правды.

Когда он, проснувшись от непонятных звуков, увидел, что в очаге пылает огонь, а рядом сидит на корточках голый мужчина, это было еще не самое странное. Самое странное заключалось в том, что незнакомец объявил себя человеком, которого Удрог считал убитым и чью похоронную процессию видел утром. Врал, ясное дело. Все врут, когда побаловаться хотят, – сам Удрог уж точно. Ну и пусть его, вреда от этого никакого.

Мы более или менее разобрались, в чем заблуждался Удрог, – остается объяснить, что он понимал с полной ясностью.

Прошлой ночью он усмотрел в одноглазом признаки безумия, обмана и опасности; позже, из-за похоронной процессии, он пересмотрел их как признаки величия, благородства и власти, но именно благодаря первому впечатлению не стал ничего предлагать кривому, и последующие события лишь утвердили его в собственной правоте.

В этом человеке, тоже выдававшем себя за Горжика, он ничего такого не усмотрел, а все странности и противоречия, наблюдаемые им в натопленном среди лета замке, были слишком отвлеченными, чтобы делать какие-то выводы; впрочем, Удрог был склонен считать все правящее сословие Невериона безумным – по крайней мере, совсем не таким, как он сам. Странности эти, конечно, озадачивали его, как и очень многое в мире, но опасности, которую он чуял мгновенно, не содержали.

Удрог принял их, как ребенок принимает объяснения взрослого – если этот взрослый, похоже, в своем уме. Если б незнакомец вызвал у него хоть малейшее подозрение, никакие объяснения не помогли бы; но Удрог почему-то чувствовал себя с ним в полной безопасности и даже не думал о бегстве – самом, казалось бы, разумном решении.

Своим любовным прихотям он уже не раз предавался в таких ситуациях, которые отпугнули бы даже нас с вами, людей много старше и мудрее его.

Желаемый ошейник, и тот нашелся, но Удрог в своем детском нетерпении хотел, чтобы все произошло поскорее – лишние разговоры его никак не устраивали.