Разбашева после конференции распирало от радости. Самодовольно улыбаясь, он свысока поглядывал на остальных и поминутно обращался к президенту, то ли желая показать свою к нему близость, то ли не зная, как выразить ему признательность. Не дожидаясь, пока ему предоставят слово, он произнес первый тост, напыщенный, льстивый и длинный. Все с шумом вскочили и выпили стоя. Пользуясь своей отдаленностью, я остался сидеть не столько из фрондерства, сколько потому, что узкое пространство между столом и привинченным к полу стулом не позволяло выпрямиться. Толстякам вроде Величко и Калюжного и вовсе приходилось сгибаться пополам, что, впрочем, их ничуть не смущало. В этих неприличных позах они и оставались большую часть времени, поскольку длинные здравицы следовали одна за другой. Сам Ельцин, кстати, не вставал, лишь сопел, делая вид, что собирается приподняться.
Лисецкий вскоре перехватил инициативу у Разбаше-ва и, взяв на себя роль тамады, назначал тостующих. Чиновники пожирали Ельцина преданными взглядами и нетерпеливо дожидались своей очереди. Обед с президентом — вершина фантазии провинциального карьериста. Все понимали, что еще раз такого везения в их жизни не будет.
Ельцин слушал рассеянно, думая о чем-то своем. После очередного славословия он машинально чокался рюмкой водки, потом отставлял ее в сторону и делал глоток минеральной воды. Что-то не давало ему покоя, это было заметно.
— А ты что молчишь? — неожиданно обратился он к Силкину, прерывая кого-то из ораторов.
Силкин немедленно вскочил. Вообще-то он уже говорил одним из первых, но Ельцин то ли забыл, то ли захотел внести разнообразие.
— Я присоединяюсь к предыдущим товарищам, — пробормотал Силкин. Ничего умнее он не успел придумать.
— Тогда я сам скажу, — объявил Ельцин громко.
Все тут же смолкли. Держа нетронутую рюмку водки,
президент, кряхтя, втянул живот и все-таки поднялся.
— Я не буду ни к кому присоединяться, — внушительно начал Ельцин своим прыгающим голосом. — И выпить я хочу не за себя. А за Россию, — он выдержал долгую паузу. — За то, чтобы в России меньше воровали!
Последнюю фразу он произнес с сильным нажимом, почти что злобно. На долю секунды в каюте воцарилась мертвенная тишина. Чиновники отлично поняли, что он имел в виду именно их, но не знали, как расценить его слова: то ли как скрытый упрек, то ли как угрозу.
— Ура! — первым выкрикнул Лисецкий.
— Ура! — с облегчением подхватили остальные.
Ельцин с раздражением обвел взглядом сияющие лица.
На них была готовность бороться с воровством в России всю оставшуюся жизнь. Президент угрюмо крякнул и залпом опрокинул рюмку водки.
Артурчик непроизвольно дернулся. Остальные тоже заметили смену курса и напряглись. Подобная реакция разозлила Ельцина еще больше. Он опустился на свое место и, обернувшись, выглянул в иллюминатор.
— Долго еще плыть? — хмуро поинтересовался он.
— Минут, я думаю, сорок, — ответил Разбашев.
— В карты, что ли, перекинуться? — вслух произнес Ельцин. — А то скучно как-то.
— В карты? — удивленно переспросил Лисецкий. — Вы имеете в виду в преферанс?
— Зачем в преферанс? — поморщился Ельцин. — Если уж играть, то только в подкидного дурака!
Лисецкий посмотрел на него, не понимая, разыгрывает его президент или говорит серьезно.
— Ну, подкидной дурак, конечно, попроще будет, — осторожно заметил он.
— Не скажи! Подкидной дурак — это такая игра особенная, — Ельцин сощурился и покрутил в воздухе рукой, подыскивая нужное слово. — Очень хитрая игра. А главное то, что дураки в нее обязательно проигрывают.
— Я тоже подкидного люблю! — подал голос Поливайкин. — Там надо карты запоминать — память тренирует. Вечером, бывает, вызову двух замов и еще помощника. Запремся у меня в кабинете, и давай резаться двое на двое.
— И часто ты так тренируешься? — со скрытым сарказмом спросил Лисецкий.
— Да, считай, каждый день! — простодушно ответил Поливайкин. В следующую секунду он уже спохватился.
— Конечно, только после работы, — прибавил он торопливо. Другие генералы, отвернувшись, прятали насмешливые улыбки.
— Где вот только карты найти? — вздохнул Ельцин, с надеждой оглядывая присутствующих.
— Это найдем, не сомневайтесь, — успокоил его Поливайкин. — Было бы желание. Как говорится, была бы шея, а хомут найдется.
На мгновенье у меня мелькнуло подозрение, что Поливайкин носил колоду с собой.
— Ну, тащи, — оживился Ельцин. — Двое на двое и сядем. Ты со мной. А Лисецкий вон пускай Разбашева берет в напарники.
Пришпоренный перспективой стать партнером президента, Поливайкин пулей выскочил из каюты.
Засаленную колоду карт отыскали у команды. Конец стола, где сидел президент, расчистили от еды и напитков. Игроки расселись парами, остальные, встав со своих мест, сгрудились вокруг них.
— По народному обычаю надо выпить, — сообщил Ельцин. — А то карта не пойдет. Только по-быстрому, без речей.
Видя, что президенту не терпится начать, все выпили наспех, не закусывая.
— Ну, кто сдавать будет? — поинтересовался Ельцин, потирая ладони.
— Давайте я, — предложил Разбашев.