Победы, которые не умирают

– В честь моей победы мне разрешили установить в Олимпии статую. Самую первую, поставленную в честь спортсмена, – в голосе старика прозвучала нескрываемая гордость. Он прикоснулся к творению резчика, но взгляд его был устремлён не на статую, а куда-то далеко. Он словно вновь слышал и видел свою давнюю, но от этого не менее великую победу.

– Один мой знакомый художник сделал её для меня из кипариса. А вот эта статуя, – Праксидам указал на стоявшую неподалёку статую из смоковницы, – сделана в честь победы панкратиста Рексибия из города Опунта две олимпиады спустя после меня.

Несмотря на то что статуя Рексибия была поставлена позже, выглядела она куда менее сохранившейся. Однако художники сумели каким-то образом передать в дереве мощь и силу двух борцов, которые молча и снисходительно взирали на проходящих мимо простых смертных.

– А что это такое? – Гектор ткнул пальцем в столб. – Почему этот столб укрыт навесом?

– Это столб Эномая. Ты о нём слышал?

– Нет. Кто это?

Откуда-то сбоку раздался смешок, и Гектор подпрыгнул от неожиданности. Он почти забыл, что вокруг находились люди.

– Эномай был царём Писы, которая когда-то давно владела Олимпией. Это – столб от его дома, – голос принадлежал тощему, но жилистому мальчишке на год старше Гектора. Его тёмное от загара тело покрывали шрамы и рубцы, в том числе довольно свежие, недавно бритую голову едва прикрывал жёсткий ёжик чёрных волос. Он был босиком, на плечах – ободранный плащ, немало повидавший на своём веку. Взгляд мальчишки, как и голос, казался одновременно вызывающим и насмешливым: – Вы сказали, это ваша статуя? Значит, вы – Праксидам, борец? – опять этот тон, но с намёком на едва заметный интерес. – В Спарте я часто видел победителей разных игр, но из других городов никого не знаю.

– В таком случае, раз уже тебе известно моё имя, представься, чтобы и я мог знать, с кем имею дело, – слова Праксидама тоже звучали чуть насмешливо, но мальчишка пропустил насмешку мимо ушей.

– Клеант из Спарты, – больше он не добавил ничего. Но и не ушёл, внимательно разглядывая бывшего борца.

– Если ты из Спарты, то должен знать об Эномае. Может, поделишься с Гектором?

Клеант нахмурился, потом покачал головой. Конечно, он знал историю этого царя, но, как и раньше, предпочитал слушать, а не рассказывать. Всегда можно услышать что-то новое, если его не выгонят. Он уже довольно много услышал от приехавших на игры зрителей о росте могущества Персидской державы, её войнах с соседями, о готовящемся походе персидского царя Дария на север Понта для борьбы с какими-то скифами или саками. Правда, кто они такие, Клеант толком не знал, но все надеялись, что Дарий найдёт среди них свою гибель. Услышал он и о недовольстве, которое усиливалось в городах Ионии, а также о событиях в Афинах, где несколько лет назад умер тиран Писистрат, и теперь правили его сыновья Гиппий и Гиппарх. Много было разговоров и о других частях Эллады, помимо Пелопоннеса. Об этом не говорили на уроках в школах Спарты – ученику из Лакедемона незачем знать такие вещи, вполне хватало истории громких побед собственного государства и его союзников. Клеант сам себе не мог толком объяснить, зачем собирает эти сведения.

– Эномай действительно был царём Писы. У него была дочь Гипподамия, слава о красоте которой шла по всей Элладе. К ней сватались многие богатые и знатные женихи, пленённые прекрасным обликом девушки. Но царь не спешил выдавать дочь замуж из-за пророчества. Ему была предсказана смерть от руки будущего зятя. Эномай испугался, и вот что он придумал. Он объявил всем, что выдаст дочь лишь за того, кто обойдёт его в состязании колесниц. Но царь поставил условие: проигравший гонку должен умереть. Эномай был уверен, что нет никого, кто мог бы его превзойти, поскольку ему не было равных в умении управлять лошадьми, а его кони были самыми лучшими. Многие пытались соревноваться с Эномаем, потому что красота и добрый нрав Гипподамии лишали мужчин разума. Женихи пытались вновь и вновь, и росло количество жертв, которые Эномай приносил в угоду своему страху. Однажды в Элиду из-за моря приплыл некий Пелопс. Он услышал о Гипподамии и захотел на ней жениться. Но Пелопс понимал, что шансов уцелеть у него нет, а умирать ему не хотелось. Он решил пойти на хитрость: уговорил Миртила, возницу Эномая, не ставить чеки в оси колёс царской колесницы. Миртил согласился за определённую плату, и всё вышло так, как хотел Пелопс. Колёса соскочили с осей, а поскольку Эномай на своих быстрых конях мчался как ветер, то он ударился о землю с такой силой, что разбился насмерть. Пелопс женился на Гипподамии и стал царём Писы, а полуостров, на котором мы находимся, назвали его именем – Пелопоннес.

– А что Пелопс пообещал Миртилу? – с любопытством спросил Гектор. – Почему тот согласился ему помочь?

– Разве это имеет значение? – презрительно бросил Клеант. – Предательство есть предательство. Пелопс – трус. Настоящий мужчина не станет сражаться обманом.