Тимен, который поначалу недоумённо нахмурился, начал бледнеть, хотя казалось, что это невозможно. Руки нервно мяли подстилку. Он кивнул и облизал губы.
– Ты убил Софию?
Тимен мог поклясться, что не совершал убийства, и тогда начался бы судебный процесс Прокла против Тимена, до которого Тимен вряд ли дожил бы. Гектор видел, что внутри Тимена идёт борьба, он принимает решение. Если он признается в убийстве, его может ждать смерть. Губы Тимена искривила усмешка – Гектор словно прочитал его мысль «я и так мёртв». Гектор вздрогнул и стряхнул наваждение. Тимен облизал сухие губы и прохрипел:
– У меня был приказ! Я должен был служить Гиппию!
– Он приказал убить Софию?
– Нет! Это была случайность! Она кинулась защищать её!
– Кого?
– Предательницу… Львицу…
Львица – такое прозвище было у Леены, сестры Гармодия и дальней кузины Софии. По слухам она была если не единственной, то одной из причин заговора против сыновей Писистрата. Неужели это с ней София вышла повидаться?
– Мы выследили её, Леену… и собирались арестовать, когда та женщина… – Прокла передёрнуло, – …подошла к ней. Она-то первая нас заметила и закричала. Ну, мы, конечно, бросились к ним. А его жена, – Тимен кивком указал на Прокла, – собиралась ей помочь. Она бросилась на меня, словно хотела силой остановить, но я… – Тимен перевёл дыхание и уставился в потолок. Потом заговорил снова:
– У меня в руках был кинжал, и когда она начала бороться, так получилось, что я ударил её… Мои товарищи убежали за Лееной и ничего не видели. Я тоже пошёл за ними…
– Скорее, побежал, – презрительно бросил Прокл. – Мы оказались на улице почти сразу, как услышали крик, но тебя там уже не было!
– А что мне было делать? Ваша жена сама виновата… – Тимен прищурился, когда к нему угрожающе шагнул Прокл, но не остановился: – Она хотела помочь мятежнице и поплатилась за это. Сейчас я для вас враг, но тогда я выполнял свой долг.
– У наёмников нет долга – одна выгода.
– Чтобы получить выгоду, надо выполнить свои обязанности. Это наш долг. Мы поймали Леену…
– И запытали до смерти, как и Аристогитона.
– А я при чём? Они устроили заговор и убили Гиппарха!
– Моя жена не участвовала в заговоре!
– Она хотела помочь мятежнице, – упрямо повторил Тимен.
Прокл с ненавистью смотрел на человека, которого с радостью уничтожил бы, но какой в этом смысл? Тимен был лишь орудием, ему не было дела ни до Софии, ни до её родных. Даже Леена значила для него не больше, чем полученная за её поимку награда. Какой смысл мстить? Он оглянулся на сына и с удивлением заметил, что тот смотрит на Тимена с тем же чувством, что и он сам: как на гада, который вызывает отвращение, которого можно раздавить без труда, уничтожить, но при этом его смерть не вызовет ни удовольствия, ни удовлетворения. Если раньше он и хотел, чтобы суд приговорил убийцу к смерти, то теперь ему даже этого было не нужно. Пусть подыхает сам! Прокл резко повернулся и покинул комнату.
Он ушёл недалеко, когда его догнал Гектор. Некоторое время они молчали, но потом Гектор не выдержал:
– А знаешь, я так долго мечтал о том, чтобы придушить этого ублюдка, а теперь… Я даже не стал требовать казни. Он всё равно сдохнет!
– К тому же, не он один виноват, – пробормотал Прокл.
– Да, – кивнул Гектор, – но мы уже не сможем отомстить Гиппию!
– Гиппию? Ты прав, он тоже один из виновных, – Прокл задумался, потом невесело усмехнулся:
– Но ты неправ в другом. Мы отомстили ему. Подумай, Гиппий лишился всего, ради чего совершил это убийство. Он лишился власти – а ведь он так старался сохранить наследство отца. Он уехал в изгнание и скоро станет попрошайкой при дворе какого-нибудь иноземного царька. Он сможет советовать, но не сможет приказывать, и даже покушаться на его жизнь желающих не найдётся. А если он отыщет союзников и вернётся сюда, его ждёт та же участь, что и Полиника, сына Эдипа, который повёл чужую армию против родных Фив и погиб от рук его жителей. Ты, Гектор, тоже должен сделать так, чтобы он никогда не получил назад то, что мы у него отобрали. Лучшей мести для таких, как он, я не знаю! А этот, – Прокл махнул рукой в сторону дома, где держали Тимена, – он не жилец. Он жил, не имея своего дома, а когда умрёт, никто не придёт почтить его память!