Победитель получает...

— Ну и попали мы, Кусенька… Затащила я тебя… Прости меня, малыш.

— За что? — удивлённо встрепенулся кото-мышь. — Ты-то тут при чём? Ты… — он помолчал немного и закончил очень серьёзно:

— Ты черноглазам меня не отдала. Думаешь, я не понимаю? Я ведь всё слышал, только говорить не мог. Они обещали тебя к фоому отвести. И отвели бы, наверное… Если бы могли тебя забрать, то и спрашивать бы не стали. Значит, не могли… Это из-за Игры, да? — он поднял на девушку мерцающие живой зеленью глаза.

— Не знаю… наверное. Не зря же они везде мне попадаются. Вот и здесь… — Маша осеклась, не зная, что именно успел разглядеть и понять в чудовищных настенных росписях Куся.

— Я видел, — сказал он глухо. — Здесь — тоже они. Они — слуги Безликих, — прошептал он совсем тихо. — Это не может быть случайностью. Раз они тебе везде попадаются, значит… Они как-то связаны с Игрой.

— Но не могут вмешиваться, — продолжила его мысль Маша, не решившись договорить. Они не могут вмешиваться, потому что это Игра Безликих… Маше показалось самонадеянно так думать, но… эта мысль, раз появившись, не уходила, не отпускала. Теперь она почти уверена, что знает, кто эти Игроки… Лучше бы не знала… Нет, надо знать, надо… бороться? Разве можно с такими бороться?.. Что же делать?

— Что же теперь делать? — вслух повторил Куся. Маша испугалась, что думала вслух, но так и не решилась спросить, так ли это.

— Может, мне поискать выход? — продолжил кото-мышь. Я кое-что вижу… и запахи… движение воздуха… — он повернул голову и посмотрел туда, откуда появился и где исчез обладатель зловещего и властного голоса.

— Оттуда немного тянет. Мне кажется, что других выходов здесь нет, — прибавил он грустно.

— Нет-нет, — Маша покрепче прижала Кусю к себе. — Туда самим идти — никакого смысла нет. И вообще, не уходи никуда, ладно? Мне без тебя ещё страшнее…

— Не уйду, — вздохнул Куся. — Мне здесь тоже одному страшно, — честно признался он. — Здесь кругом такой холод… и… смерть. А ты — тёплая, — и Куся сам подставлял под её ласкающие руки то бок, то спинку, то шёлковые упругие уши.

Маша была почти уверена, что в другое время, а главное — в другом месте, Куся подобных вольностей ни за что бы не позволил. Но здесь… здесь действительно было ужасно… холодно — не телу, а душе.

Только через несколько минут Маша вспомнила про фонарик, поискала его, но не нашла, словно он растворился в жадном мраке, отдав весь свет, что у него был. Сумка осталась на месте — и то хорошо. Маша на всякий случай запустила в неё руку: нащупалась только фляжка, где ещё оставалась вода. Маша попила и напоила Кусю. Есть не хотелось.

Предложила Кусе снова забраться в сумку, но он отказался. Логика подсказывала, что надо настоять на своём, но навалилась сонная апатия… Надо, обязательно надо загнать Кусю в сумку, ведь ей не удержаться и в этом раунде. Наверное, скоро сюда придут, и придётся бросить кубик, даже если это будет означать окончательное поражение — всё равно.

Её ставка в Игре — жизнь, но умирать здесь она не хотела ни за что. Куся беспокойно шевелился рядом…

И зачем мучиться, — думала Маша, — ясно же, что о нескольких днях и речи быть не может. Так завершить раунд прямо сейчас и всё. А что — всё? И будет ли там лучше? Вот уж вряд ли… Теперь она ещё и Кусю втянула. Может быть, если вырваться отсюда, из этого жуткого подземелья, то ему удастся убежать? Наверное, другие места этого мира не так ужасны. Может, есть здесь леса какие-нибудь, где он сможет выжить?

Совсем один… без семьи, без надежды встретить себе подобных… Что я наделала… Не встретил бы он меня, может, добрался бы до фоому… Дедушка, милый, что же мне делать теперь?

“Может, добрался бы, а может и нет…”

Маша так ясно услышала родной голос, что даже головой завертела, словно и в самом деле могла бы увидеть деда, но, конечно, ничего и никого не увидела, зажмурила глаза, избавляясь от набежавших слёз.

“Что мне делать, дедушка? Что делать, подскажи!” — взмолилась мысленно.

“Ты понять должна…”

“Что понять?”

“Разобраться… Не спеши… Смотри, запоминай, думай…”

Глаза высохли. Маша погладила по голове Кусю, он завозился под рукой и вдруг сказал:

— Ушёл…

— Кто ушёл, Кусенька? О чём ты?

— Твой родич ушёл. Я почувствовал. Он хороший у тебя, тёплый такой.

— Ты… — Маша все слова растеряла от изумления, — ты его видел?!

— Не видел, чувствовал. Видеть могут только малыши — до первого посвящения; слышать — дети, до второго посвящения; а я уже младший, недавно второе посвящение прошёл, охотиться сам начал. Я могу только чувствовать, когда приходят, и то не всегда, только сильных духов. Твой родич сильный — очень тёплый, горячий даже, — они помолчали немного.

Маша потрясённо, Куся — умиротворённо.

— А после третьего посвящения взрослыми становятся, — продолжил он. — Тогда только шаманы могут с духами говорить, остальные взрослые — нет. К нам шаман из Большого Гнезда приходил. Младших смотрел, сказал, что я, может, шаманом стану, с духами говорить буду, предлагал в ученики взять. Я не захотел…

— Почему? — спросила всё ещё ошеломлённая Маша.

Куся вздохнул.