Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

Закончили мы ближе к вечеру. Могилы были заполнены и зарыты. Никаких обозначений или памятников на них установлено не было, однако списки погребенных, насколько мне было известно, составлялись и хранились у командира отряда. Сложно сказать, достаточная ли это дань памяти павшим. По крайней мере, меня успокаивало одно – немцев сюда никто не звал. Они прекрасно знали, на что шли, и по этой самой причине сожаления не заслуживали. Подтверждение своим мыслям я услышал и чуть позже. Когда мы подошли к дому, являющемуся нашим общежитием, а по совместительству и арсеналом, основная часть бойцов и все офицеры уже ждали нас перед входом.

– Это не построение, товарищи красноармейцы и сержанты. Чувствуйте себя вольно. Я хочу поговорить с вами. Хочу в полной мере объяснить обстоятельства, в которых мы с вами оказались. – Терехов был привычно серьезен. Стоявший с ним рядом Свиридов задумчиво рассматривал бойцов, а Диляров нетерпеливо поглядывал на своего командира, ожидая от него продолжения.

– Среди нас не так много коммунистов, товарищи. Скрывать нам нечего – в нашем отряде есть те, кто в свое время выбрал путь борьбы против нашего социалистического Отечества. Мы с вами как бойцы Рабоче-крестьянской Красной армии имеем полное право судить их. Это непреложный факт, который не нуждается в подтверждениях и доказательствах. Некоторое время мы оттягивали этот момент, однако больше возможности для этого не существует. Нам надо решить раз и навсегда, что мы будем делать. Следует обозначить нашу цель. Без четкой и ясной позиции каждого из нас это сделать невозможно. Однако правильным, на мой взгляд, будет сначала предоставить слово им. Тем, кто случайно оказался среди нас.

С каждым словом, произнесенным Тереховым, внутри у меня что-то сжималось, словно пружина.

– Товарищ капитан высказался совершенно точно. – Свиридов, сделав шаг вперед, встал перед выстроившимися бойцами. – Мы выбрали путь сопротивления Советской власти. Это было сделано по разным мотивам и под давлением разных обстоятельств. Я могу объяснить, почему так вышло. Я и мои люди, если вам это действительно важно.

Лейтенант замолчал, пытливо вглядываясь в лица солдат. Несколько мгновений стояла оглушающая тишина, затем Коздоев, покачав головой, ответил за всех:

– Не надо объяснять. Говори дальше.

– Однако каждый из нас в определенный момент пришел к выводу об ошибочности своего выбора. Вы все прекрасно знаете, что мы собирались сдаться частям Красной армии и понести заслуженное наказание. Не сложилось. Судьба распорядилась иначе, и вот теперь мы здесь.

Лейтенант сделал небольшую паузу, видимо, собираясь с мыслями. Только в этот момент я заметил, что Жилов и Захаров – двое бойцов Свиридова – стоят в стороне. Явно дистанцируясь от разведчиков.

– Да, мы здесь, – продолжил лейтенант, – и, насколько мне известно, вы единственные части Красной армии на данной территории. Я признаю за вами право на суд. Я и мои бойцы. Ваше слово, товарищи.

Вновь тишина. Солдаты, переглядываясь друг с другом, пытались выразить глазами собственные мысли. Терехов и Диляров не торопили. Свиридов застыл на месте с выражением тревожного ожидания на лице.

– Скажу я. Как коммунист. – Симаков взглянул на капитана. Тот ответил ему коротким кивком. – Не знаю, какие грехи за вами числятся, товарищ лейтенант. И за вами, товарищи красноармейцы. Знаю вот что: зачастую приходится на фронте туго. Так туго, что мочи и в самом деле нет. Если в тот момент не окажется нужной закалки в человеке, стержня, то тут человек и сломается. Запросто. Я такое видел, товарищи. Раньше бы сказал: не нам решать, прощать – не прощать. А теперь не отвертеться. Теперь – нам. А коли нам, так вот мое слово: все, что было, забыто. Я про то, что с вами случилось, знать не знаю и знать не хочу! Я вот видел, что вы живота не пожалели тогда, в лесу, и тут не к вражинам побежали, а с нами встали, насмерть. По мне, так и желать других товарищей не надо.

– Верно сказал! – тут же поддержал Клыков санитара. – Мудрить нечего! В одном строю стояли, один хлеб ели, в одну сторону стреляли.

– Кого судить? – едва ли не перебивая друга, горячо вклинился Овсеенко. – Своих судить не будем. То ж свои, братцы, устраиваем тут трибунал, будто врагам!

– Свои, верно! – один за другим, а зачастую и мешая друг другу, выражали мнение бойцы. Я же, впившись взглядом в лицо Свиридова, видел, как нешуточное облегчение отразилось на нем. В первую секунду, когда затеялось это все, я подумал – подстава. Не может быть такого! Словно из глупого фильма – партсобрание, митинг. Красных тряпок еще бы повесили!

А вот взглянул ему в лицо и понял – все всерьез. Нельзя сыграть такое, сымитировать.

– Хорошо. Принято. Решение принято! – Терехов поднял руку, призывая разошедшихся бойцов к тишине.

– Спасибо… – не совсем членораздельно произнес Свиридов. – Спасибо, товарищи.