Я аккуратно положил мину на землю и подошел к вьюку. Развязал его, извлекая на свет божий ротный пятидесятимиллиметровый миномет.
– Обращаться умеешь? – повернулся я к Москвичеву. Мне самому работать с подобными штуками не доводилось. Не раз и не два минометная поддержка приходилась ко двору моему подразделению, но лично я обычно использовал подствольник. Теоретически произвести выстрел из миномета я был в состоянии, однако за точность его поручиться не мог. В нашем же случае, исходя из количества мин, это было очень критично.
– Умею. – Боец, подойдя ко мне, присел на корточки и заглянул в глаза. – А толку-то?
– Сможешь выстрелить точно? – не счел я нужным отвечать на бессмысленный вопрос.
– Более-менее смогу, – отозвался Москвичев. – А что ты задумал-то?
– Сделаем так… – Только что сформировавшийся в моей голове план вроде бы был неплох. – Я выхожу на площадь. В комендатуре находится мой друг. Мы вместе с ним влипли в это дерьмо – вместе нам и выбираться из него. Я говорю, что мне нужен Нельсон, с которым мы спокойной уйдем. Напугаю их… толпой отчаявшихся зэков. Махну рукой, и ты произведешь выстрел. Тебе надо будет расположиться так, чтобы видеть меня. Думаю, минометный обстрел снимет все вопросы. Я забираю парня, и мы сваливаем. Все вместе.
В процессе моего рассказа глаза Москвичева становились все шире и шире. Впрочем, и я сам, проговаривая вслух собственные предположения, все больше и больше убеждался, что несу ересь в стиле современных фильмов о войне.
– Не надо никуда ходить, – едва я закончил, тихо, не размыкая зубов, возразил лейтенант. – И мину тратить тоже не надо. Твой парень у нас.
Рассказанная Илюхиным история была похожа на фантастический роман. По крайней мере, столь поразительные совпадения, на мой взгляд, возможны только в книгах. Хотя, с другой стороны, претензий к логике событий у меня не было.
Нет ничего удивительного в том, что Нельсону пришлось выложить ту информацию, которой мы рассчитывали торговать с выгодой для себя. Здешняя действительность не подразумевала товарно-денежных отношений в чистом виде. Здесь ты можешь продать что-то лишь при условии, что до тебя невозможно добраться или ты достаточно силен, чтобы дать отпор. При любых других раскладах у тебя просто отберут то, что является твоей собственностью. И хорошо, если при этом оставят в живых.
То, что Илюхин с товарищами дали немцам бой, мне понравилось. Даже допуская, что лейтенант может привирать, все равно картина вырисовывалась неплохая: разгром колонны, вернее даже, ее полное уничтожение – это достойный поступок.
– А если немцы не повелись на тебя? Если сейчас они захватили Лебеди?
Илюхин медленно покачал головой:
– Им не взять деревни. У них слишком мало сил. И они… они неправильно действуют.
Видя, что я ожидаю продолжения, лейтенант удовлетворил мое любопытство:
– Они не умеют воевать. Они слишком самонадеянны. Мы не потеряли никого, выкосив колонну. Теперь они вновь решились идти на штурм, не послушав меня. Тот же лобовой удар. Лебеди наши.
Уверенность – это, конечно, хорошо. Если она не граничит с самоуверенностью, чем определенно попахивали его слова.
– Нельсон там? – задал я самый важный вопрос.
– Да, – немедленно согласился Илюхин, – он говорил о тебе.
Москвичев, внимательно слушавший разговор, неожиданно вмешался в него:
– Какой фронт?
Важное дополнение. Мне как-то в голову не пришло, а мальчишка, судя по всему, на все сто не доверял лейтенанту.
– Мы из НКВД.
Громко как. Честно говоря, я не разбирался в хитросплетениях взаимоотношений различных ведомств в период ВОВ, но звучало внушительно. Москвичев, услышав ответ Илюхина, тут же подтянулся, встав по стойке «смирно».
Лебеди
Нельсон
Как я жил после того, что произошло? Да знаете, в общем, неплохо.
В ночь после бойни я просто провалился в сон, а на следующий день вместе с тремя разведчиками рыл могилы для павших. От обязанности собирать трупы я был избавлен, причем, подозреваю, отнюдь не из-за такта и жалости командования. Причина была более проста – убитые лежали на минном поле, разобраться в системе которого было не так уж и просто. Так что мне и еще троим досталась сравнительно нетрудная работа – изготовить две прямоугольные могилы, куда могло бы поместиться без малого пятьдесят тел.
Я не могу ответить на вопрос, легко ли мне было убивать. Но четко могу засвидетельствовать вот что: в процессе похорон все до единого бойцы РККА были предельно серьезны и не допускали ни шуток, ни каламбуров, ни какого-то иного проявления чувств. Наверное, подойдет к их действиям определение «деловито». Лучше и не сказать.