Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

Просторный холл с белыми стенами, будка регистратуры. Буквально разбив ее ногами, один из мужчин схватил за руки визжащую, сопротивляющуюся девчонку. Рывком выдернул ее из остатков киоска и, протащив по мраморному полу, остановился возле меня.

Перекинув ремень с пистолетом-пулеметом за спину, я вынул из кобуры, навешенной на пояс, «вальтер». Присев на корточки, стукнул его стволом по лбу белобрысой медсестре:

– Рот закрой!

Заметив, что моя просьба не нашла отклика, я проделал ту же операцию снова, на этот раз нанеся удар сильнее. Белая, словно бы молочная кожа тут же покраснела небольшим пятнышком. Зато медсестра наконец-то заткнулась, впившись в мое лицо испуганным, мало что соображающим взглядом.

– К вам привезли из лагеря русского. Где он находится, в какой палате?

Никакой реакции. Расширенные зрачки, открытый рот, тяжелое, затравленное дыхание. Устав ждать ответа, заключенный, что приволок девчонку, взял ее за волосы и резко ударил головой о пол. Один, второй и третий раз. Всхлипнув, медсестра дернулась, замахала руками, пытаясь освободиться от хватки мужчины.

– К вам привезли русского из лагеря несколько дней назад. Где он находится, в какой палате мне его искать? – терпеливо повторил я свой вопрос.

Зэк дернул девчонку за волосы, заставляя ее смотреть на меня. Бледность кожи сменилась явными покраснениями, образовавшимися после ударов, – лоб, нос, скула. Увидев это, я убрал оружие в кобуру. Тут и без меня хватало умельцев развязать язык упрямым или, что ближе к правде в данном случае, просто находящимся в состоянии шока людям.

– Знаю, я знаю, где он! – отрывисто, торопливо зачастила девчонка. – Это двенадцатая палата, на этом этаже!

– Веди, – быстро поднялся я и сделал знак бойцу, державшему медсестру, продолжать исполнять взятые на себя функции. Оглянулся, с неудовольствием увидев, что в холле рядом со мной остались всего шесть человек. Остальные, судя по всему, разбрелись по больнице в поисках развлечений. Это был хреновый признак. Отряд, который и раньше-то с трудом можно было назвать боевым соединением, теперь и вовсе разваливался на глазах.

– Не кипишуй, – заметив мое неодобрение, добродушно откликнулся Хохол, – ребятки пошукают быстро по закромам и вернутся.

Сдержавшись, я ничего не ответил зэку. Однако мысленно похвалил себя за предусмотрительность, которая заставила меня оставить на страже грузовика Москвичева. В мальчишке я был полностью уверен, а вот заключенным с каждой минутой я был склонен доверять все меньше и меньше.

Мы проходили мимо палат, зачастую даже не смотря внутрь. Наверное, это было беспечностью, но я сознательно приносил в жертву умозрительную безопасность ради скорости. Стрелять в нас, оказывать нам сопротивление было просто некому. Охрану больницы никто не осуществлял, а санитары, медсестры, врачи и просто больные сидели словно мыши по своим палатам, не смея даже высунуть носа.

Страх универсален. Он живет в каждом, и будь ты хоть трижды король и победитель, когда по коридору, бухая грубыми кожаными ботинками, проходит вооруженный взвод, ты будешь сидеть в палате, накрывшись с головой одеялом. К тому же, не испытывая выдержку немцев и свою собственную фортуну, мы старались перемещаться как можно быстрее.

В двенадцатой палате лежали четверо больных. Быстро определившись, я посмотрел на прикрепленный к нужной койке больничный лист и, нахмурившись, повернулся:

– Врач где?

Девчонка, которую боец продолжал держать за волосы, с готовностью отозвалась:

– Кабинеты в конце коридора.

– Двое к кабинетам, живо. Приведите мне врача со всеми необходимыми инструментами и лекарствами. – Внимательно выслушав меня, Хохол обернулся и кивнул двум своим подручным. Демонстративно, явно стремясь доказать, что главным в отряде я больше не являюсь.

Переместив автомат на грудь, я аккуратно уселся на край койки Волкова. Разведчик, слабо улыбнувшись мне, протянул руку. Я сжал ладонь, кивнув ему, и тут же поинтересовался:

– Как ты? Лучше?

– Получше вроде, – негромко отозвался Волков, – а где Малыш?

Мысленно улыбнувшись столь странному прозвищу парня, не побоявшегося участвовать в мясорубке на плацу и выполнявшего мои приказы еще раньше, чем я их успевал отдать, я ответил:

– На улице у грузовика ждет. Пара минут, возьмем доктора, лекарств и проваливаем отсюда. Этот гадюшник нам не подходит.

Доктор появился через пару минут. Влетел в палату и, выставив руки вперед, врезался в низкую тумбочку, вместе с ней свалившись на пол. Один из заключенных, судя по всему, и втолкнувший врача, жизнерадостно захохотал, оставаясь в коридоре. Улыбки осветили и лица его товарищей. Видимо, шутка показалась им уместной. Заметивший мой взгляд Хохол с вызовом посмотрел мне в глаза. Все они – и подручные его, и сам блатной – оскотинивались прямо на глазах.

Доктор, неловко повернувшись и охнув, сел. На лице его была написана страдальческая гримаса, хорошенько смешанная с ужасом, прямо-таки плескавшимся в его глазах. Не разочаровывая врача, я демонстративно достал пистолет и качнул его дулом в сторону Волкова:

– Этот больной транспортабелен?