Победаст, он же Смердячок

Приведён ещё один пример, в котором, как в испытаниях 14 сентября 1954, выявляется на клеточном уровне один и тот же внутренний код. Он определяет квазисуществование, каковое длится, со своими особенностями, ряд веков. Действительность сегодня педантично подтверждает щемяще-неотразимую вещь Василия Гроссмана «Все течет» — с её словами о душе-рабыне. Как душа эта проста в своей страсти выматывать душу у того, кто не согласен покорчиться на службе отчизне!.. И разве же она, душа простеца, не должна петь от гордости свершаемого подвига, коли телу доведётся принимать дозу облучения после взрыва родной атомной бомбы?.. То-то разливалось волнение, когда услышали, что распад СССР был «величайшей геополитической катастрофой XX века» и «настоящей драмой для российского народа». Ну как не любить Путина, который не только поднялся до пафоса этих фраз, но и печётся о том, чтобы его государство не проигрывало в сравнении с прежней империей, единственной страной, испытавшей ядерное оружие на собственном народе. Жители злосчастных домов в Москве и Волгодонске, свои же налогоплательщики, погибли, правда, не от атомного взрыва — но было-то это в самом начале. Попозднее, после многого, что долго перечислять, вписалось в историю проделанное в Театральном центре на Дубровке. Захват заложников, невозможный без участия компетентных органов, был весьма нужен верхушке, чтобы стать в глазах простецов «продолжением терактов осени 1999» — приводя к несложному: «Всё — чеченских рук дело!» Путин санкционировал операцию по так называемому «освобождению заложников», и 26 октября 2002 на них испытали отравляющий газ. Среди насмерть отравленных им — двенадцати-, тринадцатилетние дети. Вероятно, названное число умерших от газа 126 — ниже действительного. Многих удалось бы спасти, узнай врачи секрет газа. Путин мог распорядиться… Но была сохранена военная тайна — ради мощи державы (или для своих надобностей вроде той, когда применили полоний).

Как бы там ни было, Путина не оставляет равнодушным безвременная смерть человека. Вспомним недавние события в Эстонии, перенос «Бронзового солдата» с площади Таллинна на кладбище. Россияне приехали отстаивать памятник, но увлеклись грабежом магазинов, при этом один из молодых людей получил ножевое ранение и скончался. 18 мая 2007 на саммите в Самаре Путин обвинил в убийстве эстонские власти: «Это не убийство по неосторожности. Это сознательное убийство. Человека оставили без помощи истекать кровью, и он умер». Кем сказано! И сколько всего за этим!.. Боль (неуж нет?) оттого, что подводная лодка «Курск» — «утонула». Боль оттого, что не привелось спасти отравленных газом на Дубровке… боль, конечно же, за Беслан и за другое-другое-другое.

Воистину уменьшительное Смердячок должно быть произносимо с придыханием. Можно вообразить, до чего же массе простецов горько, что не на что купить его шоколадное воплощение — дабы не лизать его, а орошать слезами умиления.

Здесь никак не помешает глубокое раздумье. А оно требует сопоставления с литературой. Подходяще произведение Александра Грина. Нет-нет — не «Бегущая по волнам» и не «Алые паруса». У него есть вещи совершенно иного плана. Русский писатель Грин (уроженец Вятской губернии Александр Степанович Гриневский) написал рассказ «Малинник Якобсона» (Впервые напечатан в 1910 году, в журнале). Мы видим русского бездомного Геннадия, который оказался на западе империи, в краю эстонцев. Напомню: среди россиян, грабивших магазины и задержанных эстонской полицией, тоже были люди без определённых занятий и места жительства.

Итак, о Геннадии. Он хотел есть. «Рабочие, эстонцы и латыши, шли мимо него под руку с чисто одетыми женщинами (…) Чужой город вызывал в нем легкую, тревожную злобу чистотой и уютностью старинных маленьких улиц». Человек остановился перед домом, на крыльце которого сидел хозяин, чьё лицо, «изъеденное ветром и жизнью, пестрело множеством крепких, добродушных морщин». Портрет не обманывал — Геннадию, попросившему хлеба, дали его. Отойдя в переулок и съев хлеб, человек выразил благодарность:

«— Чухна рыжая, — сосредоточенно выругался он».

Перед ним был забор, в который с другой стороны били солнечные лучи — щели пылали, словно там, в оберегаемом небольшом пространстве, светилось своё, маленькое домашнее солнце (великолепная деталь Грина. — И.Г.) «Угрюмое любопытство бездельника» — штрих! — подтолкнуло Геннадия, не без труда ему удалось заглянуть за высокий забор. Он увидел принадлежащий эстонцу, который дал ему хлеб, крошечный взлелеянный малинник. Человека взволновало. «Древний огонь земли вспыхнул в нем, переходя в глухой зуд мучительной зависти. Бесконечные… поля, тощие и бессильные, как лошади голодной деревни, — выступили перед ним… Соломенные скелеты крыш, чахлые огороды, злобная печаль праздников…» Он кинулся в сладострастном исступлении уничтожать малинник. Убежать не успел. Хозяин поймал Геннадия, и тот в первую секунду ужаснулся, что его сейчас убьют. Эстонец, видя гибель десятилетних трудов, потерянно спрашивал: зачем он «ломал»?