Победа для Гладиатора

— Мне показалось, или Маринка как-то неровно дышит к этому Шуваловскому ублюдку? — мой бывший тесть остёр не только умом, но и на язык.

— А чему тут удивляться? — хмыкаю я, разглядывая уже неактуальные пропущенные звонки. Потерпят. Приеду, разберусь на месте. Набираю Михаила, даю указания ему.

— Маринка работала личной помощницей у его матери. А он, понятное дело, тоже там ошивался. Не знаю, что там было — не было. Свечку не держал, — поясняю после звонка.

— Ты говорил, мамаша её совсем затиранила?

— Я Маринку потому и забрал. Наткнулся в подъезде. Рыдает. На щеке след от пощёчины. И до этого видел несколько раз, как эта престарелая стерва ей понукает. Тупая как пробка, но на генеральские денежки даже какой-то бизнес смогла организовать.

— Подстраховалась, — хмыкает Ефремыч. — Век любовницы не долог. А эта, видишь, дура не дура, а умудрилась ему и щенка родить, и денег отхватить.

— Он и до сих пор приезжает часто, — вспоминаю холёного отца Стасика — генерала в отставке. Они похожи. Та же стать, та же выправка, те же идеальные черты лица. И вспоминаю неожиданно Крошку, законную дочь того генерала Шувалова. Она мне своего сводного братца и порекомендовала в риелторы. Заехать её, что ли, по старой памяти навестить? Всем врагам назло. Она девица не гордая, уверен, примет. А то так тошно на душе, хоть вой. Брак не брак, а я в моногамности не подписывался.

На Вику даже не смотрю. Впрочем, и она на меня тоже. И кажется, что и в разговор не вникает, хоть ушки, уверен, на макушке.

Не знаю пока, что делать с этими душащими меня сомнениями, уж очень Стасик был убедителен. Но она — обижена. Я — зол. Я не прав. И она не права. И как теперь жить со всем этим — не знаю.

Не так представлял я себе этот день. Не так должна была начаться наша супружеская жизнь. Но когда с этой Бедой что было так? Так, не говоря ей ни слова, и выхожу из машины. И на душе становится совсем погано. С ней — плохо. А без неё — ещё хуже.

49. Виктория

Урод! Скотина! Сволочь! Тварь!

Мозг выдаёт самые злые и обидные оскорбления.

Гад! Мерзавец! Козёл!

Когда слёзы высохли, первым желанием было - бежать. Куда глаза глядят, только подальше от этой машины. Подальше от Берга. Но потом появилась злость. И жажда мести. И хрен знает, что ещё. Стойкое желание его убить или покалечить. Вырвать с корнем всё его мужское достоинство и пусть живёт, как хочет.

Вот почему он такой? Почему?

Вращаю на безымянном пальце тонкое кольцо, пока огромная машина везёт меня домой. И каждый раз, натыкаясь на камешек, утопленный в гладком металле в квадратном углублении, зачем-то вспоминаю момент, когда Алекс надевал его на мой палец.

Я же видела, как дрожат его руки. Невозмутимый хладнокровный Берг волновался, как мальчишка. И этот его поцелуй, невесомый, нежный, боясь вздохнуть, с закрытыми глазами. Это было так похоже на правду, что я в неё поверила. Поверила, что небезразлична ему. Что он не просто развлекается со всеми этими конями, музыкантами, поцелуями, что он чувствует то же, что и я - невыносимую потребность, привязанность, зависимость. И дело не только в сексе.

И тут же он словно испугался, что дал мне слишком много, что раскрылся слишком сильно, обнажил душу. Тут же отстранился, разозлился и словно наказал меня за свою слабость. И дело даже не в Стасе, которого покалечить мало. Жаль, что они там друг друга не поубивали. Ревнивый придурок и полный дебил - достойная парочка быть прикопанными рядом.

Какого лешего вообще припёрся этот Стас? Зачем? Что вообще за дурость? Вопиющая глупость или какая-то подстава? Как расценить его поступок? Понимаю только, что не имеет он ко мне никакого отношения. Что-то доказывают они друг другу. А мы с Маринкой в этой игре - пешки.

Маринка! Чёрт побери! Меня словно бросают в прорубь. Ведь она же осталась со Стасом. И он сейчас со злости сделает с ней то же самое, что со мной Берг. Трясущимися руками набираю её номер.

- Марин, - выдыхаю, когда после десятка гудков она всё же отвечает. - Марин, пожалуйста, не езди сегодня никуда со Стасом.

- Почему? - сквозь её удивлённый голос слышу музыку и характерный для машины гул. Уже едет.

- Не знаю, как тебе сказать и поймёшь ли ты меня, но он сейчас наверняка зол и не в себе и лучше пусть напьётся в одиночестве, чем ты попадёшь под его горячую руку.

- Не понимаю о чём ты, - она явно избегает называть меня по имени. Значит, Стас рядом. - Но, извини, тебя это в любом случае не касается.

- Да, да, ты права, - чащу я скороговоркой, догадываясь, что она сейчас бросит трубку. - Можешь думать обо мне всё, что хочешь, только умоляю тебя: не оставайся с ним одна. Марин, пожалуйста, только не сегодня. Он умеет быть очень настойчивым, когда хочет, - не знаю я, как объяснить ей прямым текстом, что он легко может её изнасиловать и сделать ей куда больнее, чем мне Берг. Не знаю, поняла ли она меня, услышала ли, но она отключилась.

Чёртов Берг! Чёртов Стас! Ненавижу их обоих и не знаю, кого больше. Берга - за то, что он так легко отпустил Маринку, зная, что она неровно дышит к Стасу. Или самого Стаса за то, что он всё испортил.