Победа

Гейст никогда в жизни не был так удивлен. Он молча широ ко открытыми глазами разглядывал странный экипаж лодки. Он с первой минуты понял, что эти люди — не моряки. Они были одеты в белые полотняные костюмы цивилизации тропиков. Но Гейсту не удавалось подыскать правдоподобное объяснение их появлению в этой барке. Немыслимо было, чтобы цивилизация тропиков имела какое-либо отношение к этому приключению Это больше походило на те полинезийские легенды, истории о необычайных путешественниках, богах или демонах, которые являются на остров и приносят невинным жителям добро или зло, дары незнакомых предметов, слова, никогда не слышанные прежде. Гейст увидел, что вдоль шлюпки плавал пробковый шлем, видимо упавший с костлявого смуглого черепа того чело века, который перегнулся вдвое на перекладине. Через борт было также переброшено весло, по-видимому, опрокинувшимся человеком, который продолжал барахтаться между скамьями. Теперь Гейст разглядывал незнакомцев уже не с удивлением, а с настойчивым вниманием, которого требует трудная задача. Поставив одну ногу на причальную тумбу и опираясь локтем на согнутое колено, он не упускал ни одной подробности. Барахтавшийся скатился со скамьи, потом, совершенно неожиданно, встал на ноги. Он несколько раз покачнулся оглушенный, с расставленными руками, и произнес невнятно, точно сквозь сон, хриплое: «Ну, вот!» Его поднятое кверху лицо распухло и было красно, кожа на носу и на щеках шелушилась. У него был растерянный взгляд. Гейст увидел пятна высохшей крови на груди его белой куртки и на одном из рукавов.

— Что с вами? Вы ранены?

Тот посмотрел себе под ноги, споткнулся — одна нога его запуталась в пробковом шлеме, — потом, приходя в себя, издал жалобный скрипучий звук, похожий на отвратительный смех.

— Кровь? Не моя. Пить! Устали, измучены! Пить, приятель! Воды!

Самый звук этих слов говорил о жажде. Это было какое-то карканье, прерываемое слабыми горловыми судорогами, которые едва доходили до слуха Гейста. Человек в шлюпке протянул руки, чтобы ему помогли взобраться на мол.

— Пробовал. Слишком слаб. Повалился.

Уанг медленно подходил вдоль мола с внимательным, испытующим взглядом.

— Подите принесите клещи, живо! Там лежат одни возле кучи угля, — закричал ему Гейст.

Стоявший в шлюпке человек упал на скамью. Ужасный смех, похожий на приступ кашля, вырвался из его распухших губ.

— Клещи? Зачем? — проговорил он.

Его голова тяжело упала на грудь.

Между тем Гейст, словно позабыв о существовании шлюпки, принялся изо всех сил колотить ногой по медному крану, торчавшему из досок пристани. Для удобства судов, которые приходили за углем и в то же время нуждались в пресной воде, в I пубине острова был каптирован источник и по железному трубопроводу проведен вдоль мола. Он оканчивался коленом почти и том самом месте, где шлюпка чужестранцев налетела на сваи, но кран был туго завернут.

— Торопитесь! — прорычал Гейст китайцу, который бежал к нему с клещами в руках.

Гейст вырвал их у него и, упираясь в тумбу, сильным пово- |ютом открыл упрямый кран.

— Надеюсь, что трубопровод не забит, — тревожно пробормотал он.

Трубопровод не был испорчен, но он пропускал лишь слабую сгрую. Звук тонкой струйки воды, разбивавшейся о борт лодки и стекавшей в море, послышался тотчас. Он был встречен нечленораздельным криком дикого восторга. Гейст стал на колени на тумбу и с любопытством смотрел вниз. Человек, который говорил, раскрывал уже во всю ширину рот под сверкающей струей. Вода текла по его носу и по его ресницам, булькала у него в горле, стекала по подбородку. Потом что-то, забивавшее водопровод, подалось, и сильный поток воды хлынул внезапно на его лицо. В одну секунду его плечи были мокры, перед куртки залит; с него всюду стекала и капала вода; она текла в его карманы, вдоль ног, в башмаки, но он ухватился за конец трубки и, повиснув на нем обеими руками, глотал, плевался, давился, фыркал, словно пловец в воде. Вдруг слух Гейста уловил необычайное, глухое мычание. Что-то черное и мохнатое вынырнуло из-под мола. Взъерошенная голова с быстротою пушечного ядра ударила человека у водопровода в бок так сильно, что он оторвался от трубки и свалился головой вперед на палубу кормы. Он упал на скрещенные ноги сидевшего на руле человека и тот, очнувшись от толчка, сидел прямо, молча, неподвижно, совершенно как труп. Его глаза представляли собою две черные дыры, зубы сверкали оскалом мертвеца между обтянутыми губами, тонкими, словно полоски черноватого пергамента, и прилипшими к деснам.