Победа

— Это была странная мысль: отослать меня, — сказала она. — Отослать меня? Почему? Да, почему?

— Вы как будто возмущены, — сказал он рассеянно.

— Да еще к этим дикарям, — говорила она. — Неужели вы думали, что я бы согласилась к ним пойти? Вы можете сделать со мною все, что хотите, только не это, только не это!

Гейст вглядывался в темную глубину леса. Теперь все было так неподвижно, что казалось, будто сама земля под их ногами дышала тишиной.

— К чему возмущаться? — проговорил он. — Нового ничего нет. Я отчаялся упросить Уанга. И вот мы отвержены! Мы не только бессильны против зла, но не имеем никакой возможности войти в какое-либо соглашение с достойными посланниками того мира, из которого мы думали выйти навсегда. А это нехорошо, Лена, очень нехорошо!

— Странно, — проговорила она задумчиво. — Нехорошо? Это, должно быть, действительно нехорошо. Но я, право, не знаю. А вы, знаете ли вы это наверное? Знаете ли вы? Вы говорите неуверенно.

Она говорила с жаром.

— Знаю ли я это? Как сказать? Я постарался от всего освободиться. Я сказал миру — «я еемь я, а ты только призрак». И это так! Но, по-видимому, такие слова не остаются безнаказанными… Вот я очутился на призрачном острове, обитаемом призраками. Как человек бессилен перед призраками! Как их испугать, как их убедить, как им противиться, как устоять против них? Я потерял всякую веру в действительность… Лена, дайте мне вашу руку.

Она посмотрела на него с удивлением, не поняв его.

— Вашу руку! — крикнул он громко.

Она повиновалась; он горячо схватил руку, словно торопясь поднести ее к губам, но вдруг опустил ее. Они посмотрели друг на друга.

— Что с тобой, милый? — робко шепнула она.

— Ни силы, ни уверенности, — проговорил Гейст усталым голосом. — Как приступить к этой задаче, которая так восхитительно проста?

— Мне жаль, — начала она.

— Мне тоже, — живо проговорил он. — Что в этом унижении всего хуже, так это моя полная никчемность, которая меня так… так глубоко…

Она никогда не замечала в нем подобной чувствительности Его длинные усы золотились в тени, перерезывая его бледное лицо. Он начал снова:

— Я спрашиваю себя, хватило ли бы у меня мужества про браться ночью к этим людям с ножом и перерезать им по очереди горло, пока они спят? Я спрашиваю себя об этом.

Испуганная этим необычайным волнением больше, чем словами, которые он произнес, она очень быстро проговорила:

— Не пытайтесь делать подобных вещей! Не думайте об этом!

— У меня нет никакого оружия, кроме перочинного ножа. А что касается того, о чем можно думать, Лена, то как это узнать? Думаю не я… думает что-то во мне… что-то чуждое моей натуре. Что с вами?

Он увидел, что губы молодой женщины полуоткрыты, а взгляд сделался особенно пристальным.

— Кто-то следит за нами. Я видела, как мелькнуло что-то белое.

Гейст не повернул головы. Он посмотрел только на протянутую вперед руку Лены.

— Очень возможно, что за нами действительно следят и выслеживают нас.

— Сейчас я уже ничего не вижу, — сказала она.

— Впрочем, это не имеет значения, — продолжал он своим спокойным голосом, — Мы здесь, в лесу. У меня нет ни силы, ни способов убеждения. По правде говоря, трудно быть красноречивым с головой китайца, которая появляется перед вами из кучи хвороста. Но можем ли мы бесконечно блуждать среди этих деревьев? Могут ли они служить нам убежищем? Нет! Что же нам остается? Я думал одно время о шахте, но и там мы не смогли бы долго пробыть. Кроме того, галерея ненадежна. Подпорки слабы были всегда. С тех пор там поработали муравьи — муравьи после людей. Это оказалось бы смертельной западней. Двум смертям не бывать, но умереть можно различными способами.

Молодая женщина бросала вокруг себй боязливые взгляды, стараясь разглядеть силуэт, который она видела одно мгновение между деревьями; быть может, кто-нибудь следил за ними, но если это и было так, то теперь этот кто-то оставался невидимым. Глаза Лены не различали на некотором расстоянии ничего, кроме сгущавшейся тени между живыми колоннами, поддерживавшими неподвижный лиственный свод. Потом она перевела взгляд на стоявшего рядом с ней человека; она была воплощенное ожидание, воплощенная нежность и, кроме того, исполнена сдержанного ужаса и какого-то почтительного и робкого удивления.

— Я думал также об их лодке, — сказал Гейст. — Мы могли бы сесть в нее и… Но они убрали весь такелаж. Я видел весла и мачту у них в комнате, в углу. Выйти в открытое море в неоснащенной лодке — это было бы отчаянное предприятие, даже если допустить, что нас отнесло бы довольно далеко между островами прежде, чем рассветет. Это был бы лишь утонченный способ самоубийства. Нас нашли бы мертвыми в лодке, умершими от жажды и солнечного зноя! Это было бы лишней тайной моря! Я спрашиваю себя, кто бы нас нашел? Может быть, Дэвидсон? Но Дэвидсон проплыл здесь десять дней тому назад. Однажды рано утром я смотрел, как удалялся дымок его парохода.

— Вы не говорили мне об этом, — сказала она.