По зову сердца

Нет, завтра же надо ехать прямо в часть действующей армии и требовать зачисления. Не хочу больше лечиться, довольно! Подошла к раскрасневшейся во сне Лорочке. «Прости меня, дочка. Иначе не могу…»

Рано утром пошла на почту узнать, нет ли ответа на мой запрос о Грише. Но там ничего для меня не было.

Долго не могла решиться сказать старикам. Но за завтраком собралась с духом и объявила, что здоровье мое поправилось и я сегодня же еду на фронт.

Отец стал было уговаривать:

— Ты у нас одна, нам уже перевалило за шестой десяток, что будет с ребенком, если ты погибнешь?..

И упрекнул мать за то, что она мне не возражает. Она ответила:

— Что я могу сказать, отец? Если бы мы были в ее возрасте, то поступили бы так же. Ты вот старик, а собирался партизанить. Как же ее держать? Пусть идет. Мы как-нибудь проживем…

— Ну что ж, дочка, — поднялся отец, — нам очень тяжело, но раз решила — иди. Сражайся смело и честно!

Долго, сдерживая слезы, я целовала удивленную Лорочку, а когда надела армейские брюки, гимнастерку, шинель и за голенище сапога засунула алюминиевую ложку, Лора, прижавшись к бабушке, прошептала:

— Мама опять — ать-два?

— Да. Так нужно. Вырастешь — поймешь меня, — поцеловала я ее еще раз, когда она протянула ко мне маленькие розовые ручонки.

В сердце что-то оборвалось, опять навернулись слезы, но, закинув за плечи вещевой мешок, я пошла со двора…

В отделе кадров я долго доказывала начальнику, что сидеть в тылу шесть месяцев, когда на фронте идут кровопролитные бои, не могу.

— Я должна вернуться на передовую. Посылайте, и все! — требовала я.

— Но здесь же ясно написано, — указал на справку майор, — что всякое физическое напряжение вам категорически противопоказано. А вы ведь в артиллерии служите, там это неизбежно.

— Ну хорошо, — отвечала я, — нельзя в артиллерию — могу в разведчики. В тылу врага мне бывать приходилось, так что опыт есть. Но не могу я дома оставаться, поймите это.

— Что ж, — майор задумался, — пожалуй, могу направить вас в разведгруппу. Но она сейчас только формируется, в районе Туапсе.

…Через полчаса с направлением и тяжелым пакетом в руках я спешила на вокзал.

На станции стоял эшелон, грузилась какая-то воинская часть. Показала начальнику эшелона свое направление, он несколько раз внимательно прочитал его, потом вместе со мной подошел к одному из вагонов и постучал. Дверь открыл высокий лейтенант с красной повязкой на рукаве.

— Устройте сестру в вагоне, — приказал начальник, — ей до Туапсе.

Лейтенант подал мне руку, и я вскочила в вагон.

— Подождите здесь, пока разыщу вам место.

Я села на скамейку недалеко от стола, за которым несколько человек играли в домино. Они обернулись в мою сторону, у двоих на груди сверкнули ордена. «Уже боевые! Фронтовики», — подумала я. В это время один из них, капитан со звездочкой политработника на рукаве и с орденом Красного Знамени на гимнастерке, отодвинул домино и, присматриваясь ко мне, поднялся из-за стола.

— Сестра, не из Львова? — спросил он.

— Да, — ответила я.

Он радостно обнял меня.

— Ты жива, сестрица! Легка на помине…

Я удивленно смотрела на капитана и не могла припомнить его…

— Вот так встреча! — продолжал капитан. — Ведь это та самая девушка, о которой я вам вчера рассказывал, — обернулся он к товарищам.

— Что ты говоришь? Неужели? — послышались голоса, и в один миг меня окружили.

— Если бы не она, я сейчас не ехал бы с вами!

И, видя мое недоумение, засмеялся:

— Не узнаешь? Помнишь, из Львова вывозила?.. Я был тяжело ранен и на крыльцо выполз последним. В машине мест уже не было, но все равно ты меня забрала. Как сюда попала? Рассказывай!

Мы уселись за стол, и я рассказала ему обо всем. О том, что потеряла мужа и ничего о нем не знаю и что после второго ранения мне дали отпуск на полгода, но сидеть в тылу сейчас, когда уже в моем родном Крыму хозяйничают фашисты, не могу. Рассказала о том, как добилась направления в часть.

— Правда, это не совсем то, чего хотелось мне. Ведь часть только начала формироваться, когда-то еще она на фронт отправится.

— А что ты, сестра, торопишься, голову положить успеешь, — заметил кто-то из офицеров.

— Нет, она права, — возразил капитан. — Мне это чувство понятно. Кто уже побывал на фронте, ни за что не сможет задерживаться в тылу. — Он подумал немного, потом продолжал: — Знаешь, Сычева, я, пожалуй, могу помочь тебе… Ты медсестра ведь?

— Направлена в авиадесантную часть разведчицей.

— Это сложней. Но попробуем. Дай-ка документы. Схожу к командиру полка, — может, что и выйдет.

На следующей остановке — это была большая станция — капитан повел меня в штабной вагон.

В первом купе, у откинутого вагонного столика, сидел над картой седоголовый полковник.

— Товарищ полковник, разрешите обратиться! — сказал капитан, пристукнув каблуками.

Взглянув на него, командир полка кивнул. — Вот случайно встретились! — втянул меня за руку в купе капитан. — Эта девушка спасла мне жизнь.