— А хату починили?
— Починили, спасибо вам, як бы не вы…
— А детей твоих устроили в детдом? — обратился генерал к другому солдату.
— Нет, товарищ генерал, кажуть, миста нема.
Генерал сердито сдвинул брови.
— Вот что, сейчас же поедешь со мной в штаб. Напишем письмо в Прилуки, в наш подшефный детдом. Они твоих детей определят…
Коренастый, подтянутый, с русыми пушистыми усами, генерал походил на казака, особенно когда надевал черную мохнатую бурку и большую серую папаху. Тем, кто не знал его, он мог показаться сердитым и строгим. Но даже в минуты гнева глаза его оставались добрыми, выдавая мягкий характер.
Генерал получил хорошую армейскую закалку, пройдя большой путь от солдата старой армии до командира дивизии, и хорошо знал душу рядового солдата. Веселый по натуре, он любил пошутить, и на привалах часто можно было слышать его раскатистый басок и дружный смех окруживших его бойцов.
Вот уже и август наступил, а мы все еще стоим в обороне — учимся.
Бездействие порядком надоело. Каждый думал об одном — скорее бы в бой.
Однажды рано утром, когда солнце еще не показалось из-за синих Карпатских гор, мы по приказу командования погрузили на машины ящики со снарядами, прицепили пушки и поехали лесными дорогами на занятия.
Перед нами был специально оборудованный «передний край обороны противника» — доты, проволочные заграждения, закопанные в землю танки и даже мишени, изображавшие фашистскую пехоту.
Огневые, которые мы начали оборудовать, были на несколько метров позади окопов пехоты. Там я увидела Аню Балашову и подозвала ее к себе.
Встретились мы с нею как родные.
— Аня, как ты там живешь? Почему ушла из артиллерии? — спросила я девушку после взаимных приветствий. — Ведь тебе нравилось быть наводчиком.
— Знаете, товарищ младший лейтенант, вы оказались правы — в артиллерии все-таки трудно, силенок у меня маловато. А с автоматом удобнее.
— И это все? — не поверила я ей.
— Нет, не все, — смутилась Аня, опустив глаза. — Я здесь земляка встретила. В одном районе жили. Несколько раз виделись с ним перед войной на районных комсомольских активах и на бюро райкома комсомола… И так приятно было теперь встретиться…
— Ну вот теперь понятно, Анечка, почему ты ушла к автоматчикам. А то «в артиллерии трудно»…
Лицо Ани зарумянилось.
— Да нет, вы так не думайте, мы с ним просто товарищи. Он очень хороший парень, — смущенно оправдывалась девушка.
— Ну конечно, конечно, я не спорю, — потрепала я по плечу девушку. — Ты мне хоть покажи его, своего земляка.
— Покажу, он здесь. — Девушка окинула взглядом бойцов, впереди нас занимавших «оборону». — Вот он.
Недалеко от нас, у окопов, стоял боец лет двадцати двух, с открытым энергичным лицом. Он что-то говорил другим бойцам, указывая на мишени.
— Он что, командир?
— Командир отделения и комсорг нашей роты, — с гордостью ответила Аня. — Гвардии сержант Кучерявый. У нас в отделении все комсомольцы, очень хорошие ребята.
Последовала команда «по местам», и Аня ушла.
Целый день мы были на учебной огневой позиции: атаковали «вражеские доты», разминировали «минные поля», поджигали «танки противника», преодолевали «проволочные заграждения».
Вечером, когда закончились занятия, я подошла к Ане. Она сидела на краю окопа рядом с сержантом и о чем-то горячо спорила с ним.
— О чем споришь, пехота — царица полей?
— Да вот, — указала Аня на сержанта, — он доказывает, что надо обязательно с первой атаки взять укрепление. Если, говорит, первая атака сорвется, тогда уже не одолеешь скоро врага. А я ему возражаю. Помните, как на Днепре было: три раза за ночь атаковали какую-то деревушку, а взяли ее только на четвертый.
— Нет, Аня, мы должны с первого раза сломить укрепления врага и двинуться вперед, — твердо отвечал сержант тоном, не допускающим возражений, и аккуратно начал счищать камешком землю с саперной лопатки.
— Аня, нельзя спорить с командиром, он прав, — сказала я. А сама подумала: «С твердым характером парень».
Аня наконец представила мне сержанта.
— Вот это и есть мой земляк, товарищ младший лейтенант. Видите, какой упрямый, — сказала она, бросив на Кучерявого обиженный взгляд.
Я улыбнулась.
— Если твои земляки все такие упрямые, значит, скоро будем в Берлине.
На нашем участке фронта продолжалось затишье, только изредка ветер доносил грохот сильных боев со стороны Ясс. Изо дня в день мы занимались на учебных огневых позициях.
Разведка нашего дивизиона вела усиленное наблюдение за противником. Командир взвода разведки лейтенант Гусев и старшина Немыкин не уходили с наблюдательного пункта.
Как-то, когда предвечерняя дымка начала окутывать уходящие вдаль предгорья Карпат, коммунисты и комсомольцы пехотного батальона и приданной ему нашей батареи собрались в землянке командира батальона на партийно-комсомольское собрание. Начальник политотдела дивизии майор Мишин сообщил, что подразделение получило боевую задачу: идти на прорыв укрепленного района противника, запершего вход в Карпаты.