По зову сердца

Долго мы блуждали по темному лесу, с трудом пробираясь среди колючих зарослей кустарников и могучих деревьев, протянув перед собой в темноту руки, чтобы не наткнуться на дерево и не разбить себе лоб.

Путь нам преграждали бесконечные лесные овраги, и мы то спускались в них, нащупывая деревья и хватаясь за их мокрые стволы, то снова поднимались. Наконец вышли на какую-то незнакомую лесную дорогу.

Дождь прекратился, ноги увязли в жидкой грязи. Вдруг среди кромешной тьмы услышали строгий окрик:

— Стой, кто идет?

— Наши, — радостно шепнула Галя и крикнула часовому: — Это я, Галя.

— Пароль?

— Не знаем пароля.

— Ложись!

— Куда ложись? В грязь? — возмутилась девушка.

— Ложись! — крикнул еще раз часовой и дал выстрел в воздух.

Галя как стояла, так и шлепнулась в грязь, а я спряталась за толстое дерево.

На выстрел прибежал дежурный офицер, засветил фонарик.

— Куда ходишь, Галя, по ночам? — спросил лейтенант, едва сдерживая смех.

Галя пробормотала что-то невнятное, с трудом поднимаясь из липкой грязи.

— Мы были на батарее, — объяснила я.

Долго потом Галя ругалась и бурчала, обижаясь на строгость караульной службы.

Недолго мне пришлось находиться в тылах. Одного командира взвода ранило, а моя рана зажила, и я получила назначение во взвод, которым командовала в боях за Днепр, на батарею только что вернувшегося из госпиталя старшего лейтенанта Бородина.

Он встретил меня приветливо. Сразу же достал список взвода и стал рассказывать о бойцах, которых я не знала.

— Вот смотри, это сержантский состав: командир первого орудия старший сержант Грешилов. Наводчиком у него Осипчук. Человек с высшим образованием, до войны заведовал кафедрой в одном из киевских институтов. Сколько раз ему предлагали работать в штабе — отказывается. Ему трудно примениться к нашей солдатской жизни, но в нем горит жажда мести: фашисты расстреляли в Киеве его взрослого сына. Командир второго орудия сержант Денисенко — хороший артиллерист, аккуратный, исполнительный. Наводчиком у него Юркевич…

Долго еще комбат рассказывал о людях, с которыми мне предстояло вместе воевать, давал указания и советы. Затем встал, надел планшетку:

— Пошли, Сычева, во взвод, познакомиться с народом.

Противник, укрепляя свою оборону, почти каждый день предпринимал сильные артиллерийские налеты на наш передний край и район огневых позиций батареи. Чтобы не демаскировать себя, мы не отвечали, а только изо дня в день вели наблюдение за противоположным берегом, где находилась передовая неприятеля.

Однажды утром, когда я, как всегда, подошла к стереотрубе, дежурный наблюдатель наводчик Юркевич, возмущаясь, проговорил:

— Товарищ лейтенант, я уже не могу больше терпеть. Вот смотрите, — и указал на стереотрубу. — Немцы ходят у нас перед глазами, обстреливают нас, а мы стоим и любуемся ими.

В стереотрубу ясно был виден противоположный берег Молдовы и заросли, в которых стояли замаскированные пушки. Около них суетились немецкие солдаты с котелками — наверное, готовились завтракать.

— Сколько же на них любоваться! — недовольно сказал наводчик. — Многих у нас уже вывели из строя, ждать, пока всех перебьют?

— Будет приказ — откроем огонь, а пока нельзя. До начала наступления они не должны знать, что у нас здесь стоят орудия, — объяснила я бойцу.

Скоро часть стала усиленно готовиться к прорыву обороны врага. Левее нас, на Ясском направлении, гремело — грохотали пушки, рвались снаряды и бомбы. Мы с тревогой вслушивались в грохот канонады и, ожидая серьезных боев, с еще большим упорством готовились к ним. Командование дивизии подобрало для занятий местность, топографически сходную с той, на которой нам предстояло прорывать оборону противника, и мы ежедневно тренировались.

Каждый солдат проходил саперную подготовку, учился обезвреживать мины, подрывать вражеские укрепления.

Отделения и взводы пехотинцев несколько дней атаковали бутафорные доты «противника», устраивали проходы в «минных полях», преодолевали проволочные заграждения.

Разведчики дивизии под командованием Героя Советского Союза майора Зимы тщательно изучали систему огня и укреплений противника, выискивая его слабые места. Гвардейцы отлично понимали, какая ответственная боевая задача стояла перед ними, они готовились к выполнению ее с таким старанием, как это умели делать фронтовики. Мы знали старую солдатскую поговорку: «Больше пота в ученье — меньше крови в бою».

На полигон часто выезжал и командующий дивизией генерал Бобров. Человек большой души, добрый, отзывчивый, внимательный, генерал Бобров пользовался исключительной любовью у гвардейцев. Командир дивизии не на словах, а на деле вникал в нужды каждого солдата и не только в стрелковых полках, но и у нас в дивизионе многих помнил по фамилиям.

Мне часто приходилось наблюдать, как сердечно беседовал с бойцами генерал. Он был в курсе их семейных дел и старался помочь, если это нужно было, не только советом, но и делом.

Несколько таких бесед мне запомнилось.

— У тебя, Погребняк, — спрашивал генерал пожилого наводчика, — после нашего письма в сельсовет наладилось дома?

— Да, товарищ генерал, колгосп дав моим корову.