По ту сторону Солнца

– Может быть, сначала мне объяснят, что происходит? – отозвалась значимо едко Даша и из ее голоса, высокого и звонкого ассоциирующегося с энергичностью, пропал всякий страх и тревога, потому как она не принимала в отношении себя хамства, грубости, всегда решительно поднимаясь на защиту собственного достоинства. – Растолкуют, куда мы едим? В чем моя вина? И чего от меня желают узнать? – дополнила она свою речь, потоком вопросов, каковые почасту сбивали ее собеседников с толка, заставляя в конечном итоге Дарье вести сплошной монолог.

Водитель повернул ключ в замке зажигания в тот самый момент, когда Юрий Анатольевич резко развернулся в сторону женщины, да упершись левым плечом в спинку своего сидения, простер руку в ее направления. Он крепко ухватил Дарью, за грудки куртки, и срыву дернув на себя, слегка приподняв верхнюю, тонкую губу да оголив белые, крупные зубы, нескрываемо жестко проронил:

– Давай сюда паспорт. И закрой свой рот. Никаких более вопросов, колких замечаний, и насмешек, а то я за себя не отвечаю.

Спертое дыхание давно курящего человека наотмашь ударило Дашу в лицо, вызвав на щеках легкий румянец, а в мозгу осознание, что Юрий Анатольевич для того и призван в ряды спецслужб, ибо зачастую плохо отвечает за собственные поступки. Капитан, опять же резко и с той же неприкрытой грубостью, толчком вернул женщину обратно на спинку заднего сидения и демонстративно неторопливо разжал на груди собранную в кулаке поверхность куртки. Дарья от нажима энергично ударилась затылком об сидение автомобиля, вдавив в него не только бутылку кефира, но и бутерброд, находящийся в рюкзаке, все еще висящем за спиной. Однако осознавая, что сила и власть сейчас не на ее стороне, принялась медленно снимать с плеч лямки рюкзачка и вновь неспешно развязывать на нем шнурки, дабы найти внутри паспорт.

– Спасибо, – отозвался капитан спецслужбы, когда паспорт Даша, наконец, разыскала внутри рюкзака, и, вынув, протянула ему навстречу.

Юрий Анатольевич прямо-таки выдернул из рук женщины документ, удостоверяющий ее личность, и, вернувшись в исходную позу, оперся спиной о сидение. Он стремительно раскрыл первые листы паспорта, сверив фото и фамилию, да снова глянул в салонное зеркало заднего вида, теперь сличая увиденное с самой Дашей.

– Чего не похожа? – и вовсе ядовито вопросила Дарья, едва сдерживаясь, чтобы не шибануть капитана по башке рюкзаком, притом окатив его плюхающими в пластиковой бутылке остатками кефира.

Юрий Анатольевич, впрочем, не отозвался, а закрыв паспорт, убрал его во внутренний карман пиджака, сунув туда же и телефон. Он все с той же размеренностью движений расстегнул две пуговицы на бортах пиджака, и, приняв расслабленную позу на сидении, перевел взгляд с салонного зеркало на боковое стекло двери, приметно улыбнувшись. И той своей улыбкой, словно выражающей примирение на время пути, также скоро снял с Даши раздражение. Потому она, прерывисто выдохнув, неторопливо связала шнурки на рюкзаке, и, откинувшись на сидение головой и спиной, воззрилась сквозь стекло двери.

Автомобиль уже выехал с парковки офиса, и, повернув на улицу Парковую, направился по ней явственно в центр города. Неизвестно по какой причине эта улица, достаточно узкая, с двумя полосами движения (по одной в каждом направлении), местами имеющая бордюры вдоль проезжей части, носила название Парковая. Ибо к данному обозначению толком по всей протяженности ничего и не имела, а редкие встречи деревьев (большей частью недавно посаженных), отсутствие клумб и даже мало-мальских остатков почвы указывали на обычный район, где велась мощными темпами застройка. Потому на Парковой улице чаще можно было увидеть поднимающееся многоэтажное здание, чем сквер, или цветник.

Когда-то (около двенадцати лет назад) как раз, когда Дарья перебралась с родителями в этот город, на Парковой был расположен частный сектор. И тогда не редкостью во дворах виделись деревья вишни, абрикосы, черешни, кустарники, и даже небольшие цветочные клумбы. Но пришедшие на смену одноэтажным домам новостройки, вытеснили всю зелень, легкие города (как говорили люди), заместив эту нежность цветения бетонной плиткой, пылью и горьковатым привкусом городского чада.

Именно такие мысли всяк раз охватывали Дашу, когда она возвращалась домой, в маленький трехкомнатный домик, поколь прячущейся в частном секторе, с небольшим приусадебным участком. Эти мысли будто отделяли ее от иных людей усматривающей в смраде города лишь пыль и горечь. Дарья, кажется, с самого рождения разнилась собственным мироощущением с теми, кто был рядом, не только с родителями, мужем, но и знакомыми, товарищами, ибо в силу собственной «странности» (как считалось) толком-то и не имела друзей.