По ту сторону льда

Маришка Хорошая: Т не пнимаешь

Иван Москвич: Что я должен понять из твоих бредней, Марин?

Маришка Хорошая: Я тебя (красное сердечко)

Она отправила сообщение и уставилась в монитор, постепенно начиная осознавать, что натворила. От осознания она даже немного протрезвела и, в панике соображая, что делать, попыталась удалить сообщение, но вместо этого выделила его и случайно переслала еще раз. Из груди вырвался нервный смешок. Тонкие пальцы забегали по клавиатуре, но получилось что-то совсем невразумительное.

Марина Хорошая: т яшобиыла

Руки не слушались. Она потянулась за бокалом, но толкнув, уронила его. Вино разлилось по клавиатуре, оставаясь мокрыми пятнами на клавишах, заполняя все выемки и щелки. Она видела, как оно медленно просачивается внутрь, как высыхает на сенсорной панельке тачпада… Снова засмеялась, пытаясь нажать то одну, то другую клавишу, то все клавиши вместе. Ваня молчал. Постепенно на экране стали появляться непонятные символы, рябь и загогулины, а еще через миг он и вовсе потух. Марина поднялась на непослушные ноги и, придерживаясь за стенки, поплелась в кухню. На глаза наворачивались слезы, мысли смешались, но как назло она будто бы всё ещё видела это дурацкое красное сердечко. Что же она натворила?! Господи….

Совершенно не соображая, что делает, Марина достала третью – последнюю бутылку вина и поставила перед собой на стол. Открыла один ящик, но штопора там не оказалось, второй - безуспешно. Попробовала потыкать пробку вилкой, но это ни к чему не привело. В комнате штопора тоже не нашлось. Зато на широком экране телевизора самозабвенно целовались главные герои старой мелодрамы. Марина, с трудом удерживая равновесие, встала напротив телевизора и склонила голову на бок. Нижняя губа ее дрогнула, на глаза навернулись слезы. Она схватила с дивана голубую подушечку и со всей силы запустила ее в счастливых влюбленных. Потеряла равновесие и упала на диван, кое-как борясь с ненавистными всхлипами. Как вернулась в кухню, она не помнила. Очнулась только, услышав настойчивый стук в дверь, смешанный с трелью звонка. В глазах все плыло, так и не открытая бутылка лежала рядом на диванчике.

- Господи… - прошептала Казакова пересохшими губами и, не особо понимая, что делает, поплелась к двери.

Долго возилась с замками, но в конце концов справилась и, придерживаясь за косяк, открыла. Стоявший на пороге Воронов ее не удивил, но немного протрезветь заставил. Вид у него был очень грозный, и Марина, сделав шаг назад, хихикнула.

- У тебя крыша поехала? – процедил Ваня, без разрешения переступив порог квартиры.

Резко закрыл дверь и одарил Марину таким взглядом, что она…

Марина и не знала, что именно она. Просто стало так обидно, что даже отвечать ему ничего не хотелось. Она развернулась и, по-прежнему придерживаясь за стену, ушла обратно в кухню. Взяла с диванчика бутылку и бессмысленно уставилась на нее.

- Казакова! Ты что творишь?!

- Отстань от меня, - просипела она. – Знать тебя не хочу, понял?!

- Да что я тебе сделал-то?! – Он забрал из её рук бутылку и поставил позади себя.

- Ничего ты не сделал!

- Ладно, - терпеливо согласился Воронов, набирая в грудь побольше воздуха.

Он чувствовал, что разговор им предстоит не из простых хотя бы потому, что просто ему не было даже с трезвой и разумной Мариной. А уж с этой… Он разглядывал ее взъерошенные волосы, голые ноги, красное винное пятно на футболке и не понимал… Да он вообще ничего не понимал!

- Может, ты хотя бы объяснишь, что это за дурацкие шутки?!

- Какие шутки?!

- Твое последнее сообщение! Марина, что это значит?!

Она молчала. Привалилась бедром к подоконнику, немного выпятила нижнюю губу и молчала. Воронов терял терпение. И за что небеса послали ему эту женщину?! Красивую, как самый прекрасный весенний день и сложную, как тысяча головоломок!

- Марина! Я тебя спрашиваю! Какого хрена?!

- А никакого! Понятно!? Никакого!

- Ты понимаешь, что такими вещами не шутят?!

- А я… думаешь, я шучу?! – заорала она так, что у Вани зазвенело в ушах. – Я никогда не шучу! Это ты… Все свои сердечки гребанные… Липатовой их шли! У вас же там милые фотки! Какого хрена мне-то?! А потом ни слова, ни полслова?! Ты… Нафига это надо было?! Можешь валить к ней! Или к Матрёшке своей! Еще кого в свой чемодан засунешь?! Ты просто скотина бесчувственная, ясно тебе! Жду… скучаю…

Марина тяжело дышала, с трудом переводя сбившееся дыхание. Она хотела еще что-то сказать, но отвернулась к окну и застыла, упираясь руками в подоконник. Опешивший Воронов стоял, глядя ей в затылок и не мог понять, что это сейчас такое было. Нет, он видел и ее вспышки ярости, и негодования, и много чего еще, но это уже переходило все границы.

- Убирайся, - прохрипела Казакова, не поворачиваясь к нему.