По ту сторону холста

Денис подумал, что, должно быть, она ещё не до конца осознала произошедшее. Ведь прошли всего-то сутки, а девочка ходит всё время такая задумчивая…  такое бывает, например, когда меняешься во дворе игрушками. Только что выменянная машинка уже не приносит радости, а игрушечный крыс, которого только вчера считал похожим на половую тряпку, вдруг обретает в твоей голове характер и превращается в могучего, бесстрашного пирата, с которым непременно хочется дружить. Но поздно: пират уже отправился в плаванье, и никогда больше его корабль не причалит к твоим берегам.

— Круглая?

— Как обод твоей кружки.

Кукуш глянул на кружку, мирно стоящую на бортике гнезда, как на что-то, что пыталось убедить его застрелить собственную матушку.

— Тебе нужна забота. Одна-одинёшенька ты в лесу не выживешь, маленькая леди.

Варра обняла себя за локти.

— Было бы прекрасно, если бы вы, достопернатые господа и дамы, заботились обо мне как мама и папа…  но!

— Но? — послушно и вяло, будто загипнотизированный, переспросил Куруш. Из кустов отовсюду смотрели блестящие бусинки-глаза, и все они были направлены на девочку. Казалось, птицы ждут только его команды, чтобы броситься к Варре с кормом в клювах и одеялами в лапах, а кукушки-женщины уже приготовили носовые платки, оторвав их от своих платьев.

— Но я не останусь, если вы убьёте мальчиков. Они хорошие, правда-правда! Максим самый умный, а Денис спас меня от смерти, хотя совсем меня не знал. Он очень смелый.

— Ну, ладно, — после долгой, томительной минуты (в течение которой он остервенело скрёб свой затылок, будто пытаясь заставить соображалку работать быстрее, чем она может) сказал Кукуш. — Так и будет, дитя. Прощайся со своими друзьями. Может статься, ты не скоро их увидишь. Дорога для них сюда закрыта навечно.

— Спасибо! — хором выдохнули мальчишки. Денис так переволновался, что ставшие ватными ноги едва не сослужили ему дурную службу, отправив с дерева прямиком на землю.

Почти десять секунд мальчишки наблюдали поочерёдно то один глаз Кукуша, то другой. Он о чём-то крепко задумался. И вдруг сказал:

— Учитывая то, что мы навряд ли свидимся, будет нелишним сказать одну вещь: вообще-то разведчик, тот Кукуш, который вспомнил тебя, малыш-старик, принёс кое-какие сведения о сиу.

Он показал крылом на самодельный амулет на шее Максима.

— Наткнулся на их лагерь.

Максим вздёрнул нос, как охотничий пёс.

— Где это было?

— Как я уже сказал, на юге. Там, откуда ветер иногда доносит вонь пустыни. Он видел на лесной опушке шатры, похожие цветом и состоянием на протухшее мясо. Видел отличительные знаки Грязного Когтя. Это дурной знак. Надеюсь, эти сиу не пойдут глубже в лес. Впрочем, даже в этом случае у нас есть, чем их встретить. А теперь — ну что же вы стоите! — прощайтесь и прощайте.

Максим повернулся к Варре. Губы его дрожали, а потому речь получилась сбивчивая:

— Ты…  я…  спасибо! Мы вернёмся…  я буду посылать Доминико, узнать, как у тебя дела, а потом мы тебя спасём…

Максим хранил на лице ошарашенное выражение. Кажется, оно стало чем-то вроде маски, которую носил каждый уважающий себя человек-кукушка.

— Просто идите, — шепнула она, глядя на Дениса. — Пока они не передумали — идите!

Максим повернулся и, шагая как деревянный солдатик, пошёл прочь. Глядя на его затылок, Денис вдруг подумал, что перед ним вовсе не ребёнок, как он сам только что утверждал, а…  мужчина, пусть даже завёрнутый в такую забавную обёртку. Его на самом деле поразило то, что сказала Варра. Здесь, на ДРУГОЙ СТОРОНЕ, для него ещё никто и никогда не делал ничего подобного. После Выборга, тенистого двора в оправе из светлых крон черёмухи, когда папа и мама готовы за тебя в огонь и воду, а ты — знай капризничай и играй со своими игрушками, законы ДРУГОЙ СТОРОНЫ, наверное, показались Максу ведром холодной воды на голову.

Никто не помог им спуститься на землю, но не тут-то было! — у мальчишек лазанье по деревьям в крови. Денис слышал что-то о касте неприкасаемых — это такие люди, вроде бы в Индии, к которым другим людям запрещено прикасаться. Он всё думал — почему же? Может, они больны какой-то заразной болезнью? Или очень боятся щекотки? Теперь всё стало ясно. Неприкасаемые — люди, которых откуда-то выгнали. Изгои, на которых иногда боятся даже посмотреть.

Теперь они сами стали неприкасаемыми для птичьего племени.

Несмотря на горечь от обиды, которую он почувствовал на языке, коснуться ногами земли было непередаваемо приятно. Если бы все люди переселились на небо, паломничество на землю стало бы для них сродни путешествию на самый дорогой и привлекательный курорт. Она душистая, как слегка залежавшийся хлеб, хрустяще-мягкая, тёплая…  восхитительная.

— У меня, наверное, морская болезнь, — рассеянно сообщил он брату. — Я скучаю без твёрдой земли.

— Морская болезнь — это совсем другое, — ответил Максим. — Это когда терпеть не можешь морскую воду.

Он вдруг ударил себя по лбу.