По ту сторону холста

— Опа-чки! Ты как здесь оказался, кот? Неужто за мной побежал? Это ж, сколько жирочка сбросил?

И вдруг произошло нечто невероятное. Такое, что только во сне приснится.

— Картину верни! — низким голосом произнёс кот. Таким низким и загробным, что у Якова задрожали колени.

Сначала он не поверил своим ушам. Подумал, что это какая-то слуховая галлюцинация от пережитого волнения с ограблением. Только он хотел подойти к двери, как чёрный комок шерсти резко произнёс:

— Ты что, глухой? Или русский язык не понимаешь? Верни картину!

Шок охватил парня. Он отпрянул назад, прижав к груди тубус с картиной. Глаза расширились, а дыхание участилось.

— Кто ты? Что ты? — испуганно пролепетал Яков.

— Котофей Баламут Васькович, — ответил зверёк. — Хранитель Третьяковской галереи. Я бы показал удостоверение, да только карманов нет.

— Так, Яша, успокойся. Это не реальность. Это тебе кажется.

Продолжая сомневаться в действительности происходящего, Яков предпринял отчаянную попытку: ударил себя ладонью по лицу. Говорящий комок шерсти не оставил это без ответа:

— Кончай валять дурака. Я реален, как и твоя пощёчина.

— Хорошо, — произнёс парень и сделал глубокий вдох. — Допустим, что всё это реально, и ты умеешь говорить.

— Слава богу!

— И чего ты от меня хочешь?

— Картину! Верни её в галерею. Немедленно!

— И не подумаю. На неё у меня планы.

— Ещё один авантюрист на мой хвост, — шерстяной закатил жёлтые, сверкающие в сумраке глаза.

— Ещё? Я не первый?

— И не последний. В любом случае, не заставляй меня повторять.

— А я и не буду. Я сейчас сяду и уеду. Или что? Вздумал остановить меня?

— Верно.

— Серьёзно? Вот странно. Умеешь говорить, а мозгов ни грамма. Ты всего лишь блохастый комок шерсти. Что ты вообще можешь сделать? Нагадить в тапочки?

— Ладно, Яков. Сам напросился! — сказал Баламут, и глаза его засверкали ярко-красным.

Крышка тубуса открылась, и скрученный холст вылетел наружу. В воздухе он раскрылся, и… Черный квадрат вдруг засиял ярким светом! Яков выставил руки вперёд, прикрывая глаза от ослепительной белизны. Деревья, дома, автомобили, небо — окружающий мир растворился в белом свете. Вместе с материальными объектами исчезли тени, звуки и даже ощущение прохладного воздуха. Исчезло всё. Яков не стал исключением.

Глава 3

Из пустоты донеслись звуки. Сначала это были слабые шорохи, затем короткие щелчки, а после монотонное гудение. Звуки плавно чередовались друг с другом, постепенно становясь громче. Казалось, окружающий мир готовился пробудиться и окатить слушателя полифонией тонов, аккордов, бряцаний, журчаний и прочих шумов. Человеческое ухо приготовилось принять эти дары окружения, как внезапный хор голосов молотом ударил по барабанным перепонкам.

— Славься-я-я, И-и-исус!

— Славься-я-я, Госпо-о-о-дь!

— Славься-я-я весь Рай, слався-я-я, ами-и-инь!

Яков открыл глаза и огляделся по сторонам. Автомобиль, стоявший посреди московского дворика, волшебным образом испарился. Вместо него из ниоткуда появились белый потолок, зелёные стены и тикающие в углу часы с маятником. Твёрдый асфальт стал деревянным полом, а уличные фонари уменьшились до свечных канделябров.

В передней, у двери, стоял какой-то старик, одетый в коричневую шубу и чёрные сапоги. Он держал в руках предмет, отдалённо напоминавший портмоне. Когда их взгляды встретились, Яков машинально поприветствовал старика кивком. Старик в свою очередь ответил церемонным поклоном.

— Уважаемый! — вдруг раздался со спины мужской голос.

От неожиданности Яков обернулся и увидел трёх взрослых мужчин в зимних шинелях серого цвета, лет сорока-пятидесяти на вид. Первый, самый молодой, имел короткие усы и бритые щёки. Второй являлся обладателем густой бороды и бакенбард. Третий, седовласый и важный, вероятно, был среди них главным. У каждого на шинелях блестели золотые медали и кресты, а на чёрных кожаных ремнях висели сабли.

— Уважаемый, почему не поёте?

— Не понял? — озадачился Яков.

— А что тут непонятного? Господа репетируют песню «Отче наш». Церковно-славянский вспоминают. Голосочки подтягивают. Словом, стараются. А вы? Стоите себе тополем и молчите. Не порядок.

— Подождите, вы кто? Где я нахожусь?

Седой мужчина вопросительно переглянулся с остальными и спокойным тоном произнёс:

— Ну-с, уважаемый, отвечу по порядку. Мы являемся служащими городской полиции города Санкт-Петербурга. Городовые, то бишь.

— Подождите, вы сказали, Петербурга?

— Да-с.

— Какого Петербурга? Где Москва?

— Мы в семистах верстах на северо-западе от неё. Не сказать, что далеко, но и не совсем близко. Золотая середина, вот… по поводу второго вопроса: находимся мы в доме господина Чухоткина, которому вы соизволили небрежно кивнуть.

— Ничего не понял. Вообще ничего.

Седой подошёл к Якову, мягко взял за его локоть и отвёл в другой конец комнаты. Убедившись, что их не слышат, они продолжили беседу:

— Вы что себе позволяете? Задумали всё испортить? Хоть Николаевские времена прошли, а палкой по спине не отменяли! — проворчал городовой.

— Вы себя побейте, авось понравится, — отпарировал Яков и дёрнул к себе руку.