По ту сторону изгороди

Пламя костра выхватило в темноте движение. Сашка вытянул руку с ножом, поднял плечи и ссутулился. Антон был уверен, что это медведь учуял сосиски. Темная фигура выскочила из леса, пронеслась мимо палатки, и только когда остановилась напротив ножа Сашки, Антон узнал Кольку. Разом выдохнули, Сашка опустил нож.

– Толстый! Ты чего не откликался? – набросился он.

– Я не мог, – он наклонился, уперся в колени, дышал громко, тяжело.

Колька взмок, у него дрожали ноги и спина. Он отхаркивал сгустки белой слюны, вместе с выдохом вырывались хрипы и стоны.

– Там, забор, – со свистом сказал он, распрямился, махнул в лес.

Антон с братом переглянулись. Еще до того, как остановиться на ночлег, Мишка говорил, что идти оставалось пять часов, и только к обеду следующего дня должны быть на месте. Он уверял, что никогда не ошибался в расстояниях и направлениях, недаром его называли компасом. Он сам выбрал себе прозвище и гордился им. Он говорил, что никаких других построек или заборов не должно быть на пути, только лес да болото, а за ними больница.

Сашка достал из рюкзака фонарики, Антону дал розовый, девчачий. Он специально купил такой, чтобы наказать брата за то, что тот потерял свой в доме пуговичного человека. Антон брезгливо принял его, Мишка коротко хохотнул.

Колька шел впереди, пыхтел, без умолку говорил, какой пережил страх, когда наткнулся на забор и с какой скоростью бежал к лагерю. Беспрестанно оглядывался, убежденный, что за ним гонится врач с топором на перевес. Натыкался на упругие ветки, падал, ныл от боли и страха.

Лагерь остался позади, свечение костра почти исчезло. Виднелся маленький, тусклый огонек, больше напоминающий сверчка или далекую звезду, чем костер. Под ноги попадались трухлявые пни, корни толстых дубов и сухие ветки. Антон два раз запнулся, но не упал.

– Да, я тоже запинался, – тяжело дыша, сказа Колька.

Вскоре вышли на заросшую травой и кустарником дорогу, она упиралась в низкий каменный забор.

– Это что, больница? – спросил Антон у Мишки.

– Не должна, слишком рано, – ответил тот и панически принялся разворачивать карту.

– Тоже мне компас, – укоризненно проговорил Сашка. – Пришли раньше времени, да еще и ночью.

– Я не мог ошибиться, – мямлил себе под нос Мишка, водя пальцем по карте.

Колька заметно нервничал. Он ещё вначале похода предупреждал о призраках, и ни при каких обстоятельствах не собирался ходить по больнице ночью, а уж тем более ночевать в ней. За первые сутки похода он так замучил всех нытьем, что Сашке пришлось дать слово: ночевать будем в лесу, в палатках, у костра, а в больницу зайдем только при свете. Именно поэтому Мишка рассчитал путь так, чтобы к больнице подошли днем. Но что-то пошло не так. Опасения Кольки подтвердились, на часах полночь, а больница уже перед глазами.

– Ой, ребята, нам лучше уйти, – залепетал он, – тут призраки живут и этот безумный врач с топором.

– Замолчи! – зашипел на него Сашка.

Забор зарос мхом, ржавая калитка лежала в траве. Мишка все еще сидел на земле, уткнувшись в карту, Колька озирался по сторонам, светил фонариком на деревья и что-то шептал, а Сашка зашел за забор. Свет от его фонарика прыгал по кустам, пока не остановился на каменной лестнице, поросшей травой.

– Ну что, вы идете? – он обернулся и посветил Антону в лицо.

Антон прищурился, поднял руку, защищаясь от ослепляющего луча и сделал шаг за забор.

– Я… я не пойду, – заикаясь сказал Колька и попятился.

– Не нервируй меня, толстый, – крикнул ему Сашка, – либо идешь со всеми, либо остаешься один в лесу.

– Ребят, – подал голос Мишка, он уже сложил карту и поднимался на ноги, – я несколько раз пересчитал расстояние и скорость нашего движения. До больницы идти ещё пять часов, это не она.

– А что тогда?! – спросил Сашка, в его голосе появились нотки нетерпения, раздражительности.

– Я не знаю, тут должен быть лес.

– Не хорошо это, – застонал Колька, – призраки заманивают.

– В общем, мы пошли в эту чертову больницу, а вы как хотите! Можете стоять у забора всю ночь или идти к палаткам! – заключил Сашка и повернул в сторону лестницы.

– Точно, – говорил кто-то из ребят, но Антон уже не различал кто именно, голоса становились тихими и далекими, словно пробивались через толщу воды, – мы вернемся к палаткам, их надо сторожить.

Их фонарики быстро потерялись в деревьях.

– Ну и черт с ними, – сказал брат.

Подошли к высокому деревянному зданию. Стена и дверь гнилые, подернутые плесенью, но высокие окна целые. Точно, как в доме пуговичного человека. Брат ступил на крыльцо, толкнул дверь. Антон был уверен, она скрипнет, распугает хищных птиц, притаившихся на ветках сосен. Но дверь не скрипнула, она даже не открылась. Брат навалился плечом, но дверь не поддалась, тогда он пнул её и выругался:

– Черт возьми, она же гнилая!

Он заглянул в окно, посветил фонариком.

– Смотри, – подозвал Антона.