По ту сторону изгороди

Антон очень хотел, чтобы именно так и было. Он положил голову на чемодан, ладони сложил лодочкой и просунул под щеку. Сашка обязательно его найдет, вытащит из больницы, и они сбегут далеко-далеко, может даже в другой город, где-нибудь на берегу моря. В это мгновение, Антон больше всего на свете хотел оказаться на берегу теплого моря. Чтобы голые ступни утопали в нежном песке, а накатывающие волны щекотали лодыжки. Чтобы шумели чайки, перекатывались крупинки песка от напора воды, а справа стоял Сашка, глядел вдаль и рассказывал удивительную историю про затонувшее золото пиратов.

Перед закрытыми глазами начали появляться красочные, живые кадры. Они сменяли друг друга, словно кинопленка, оживляя неподвижные картинки. Вот Сашка бросает канат с крючком в окно палаты. Вот Антон ловит канат, цепляет за батарею и словно ниндзя из мультфильма про черепашек спускается со второго этажа. А дальше море… Но Антон видел его только по телевизору и не мог в полной мере насладиться его образами, а потому он раз за разом просматривал кинофильм про побег из больницы, пока не уснул.

Проснулся от хлопков по щеке. Тетя Таня нервно вздохнула и резко сказала:

– Просыпайся. Почти приехали.

Они стояли на светофоре, за которым поворот во двор больницы. Машинам горел красный свет, а пешеходом мигал зеленый человечек. На дорогу вышла горбатая старушка с синим зонтиком в горошек.

– Ну, старая колоша, – сказала тетя Таня, – куда ты лезешь? Не успеешь!

Антон пододвинулся к боковому окну, протер запотелость и через прилипшие к окну капли посмотрел на старушку. Шла она медленно, даже детсадовец смог бы понять, что с такой скоростью никак не успеть перейти дорогу. У нее подрагивала рука, державшая зонтик. Редкие капли падали на брезентовое покрытие, разбивались и ручейками скатывались с краев. Во второй руке у нее была трость, перевязанная синей изолентой посередине, и толстая сумочка.

– Посигналь ей! Пусть идет обратно, – тетя Таня придвинулась к краю кресла, протянула руку к рулю и вдавила клаксон.

Её примеру последовало еще несколько водителей. Под канонадой из разнообразных, но одинаково мерзких сигналов, старушка продолжала идти. Она даже не изменилась в лице, словно не слышала гневна водителей.

– Вот, старая кобыла, – тетя Таня крутила рычаг открывания окна обеими руками.

– Не надо, Таня, – сказал дядя Миша, – вдруг кто услышит из врачей.

Тетя Таня оставила рычаг и повернулась. У нее горели уши.

– Ты что же, меня стесняешься? – она судорожно качала головой и это походило на метание маятника, не знающего как остановиться.

– Нет, – тихо сказал дядя Миша, – просто не удобно перед коллегами.

– Не удобно ему! Может мне вообще из машины выйти? – Её руки метнулись ввысь, почти дотронулись до крыши машины. Она ёрзала на сидении, словно ей что-то мешалось, словно в задницу вцепилась блоха. – Так ты скажи, я выйду.

– Уже почти приехали, – сказал дядя Миша как-то грустно и подавлено.

– Вот и молчи, крути баранку! Поехали, чего встал?

Пока тетя Таня закатывала истерику, кто-то из водителей, помог старушке перейти дорогу. Теперь она стояла на тротуаре, копошилась в сумочке, а зонтик висел за спиной, напоминая шляпку мухомора. Синего и старого.

Старенький Фольксваген Жук резко остановился, разбрызгивая лужу на парковке двора больницы для душевнобольных. Антон ударился лбом о спинку кресла, тетя Таня дернулась вперед, но ремень безопасности натянулся, словно струна и вернул её обратно. Если бы она не пристегнулась, то наверняка расшибла лицо, сломала нос и лишилась пары зубов.

Так дядя Миша показывал свой характер и недовольство поведением своей жены.

– Ты что дурной? – сказала она и хлопнула его по плечу.

На дощечке, приколоченной к стене, черной краской начерчена фамилия дяди Миши. Это его персональное место. Такие были почти у всех врачей. Рядом с дощечкой, на стене, красным фломастером дописано: «мразь». Антон улыбнулся. Третий раз он видел эту надпись и третий раз слышал, как дядя Миша в полголоса бранился.

Тетя Таня сказала:

– Ну а чего ты ругаешься? Наверное, тем, кто это писал, виднее. Они-то точно знают, что ты из себя представляешь.

Дядя Миша злобно глянул на нее, но ничего не ответил, зато хлопнул дверью, выходя из машины. Антон подумал, окажись сейчас у дяди Миши в руке зонт, а рядом бездомная собака, то он выместил на ней злобу и недовольство тетей Таней. Но зонта и собаки не оказалось, дядя Миша молча пошел к крыльцу.

Антон сам тащил чемодан. Волок по сырому асфальту, оставляя серую дорожку и две неглубокие полоски от металлических ножек. Он не думал, что у него так много вещей и считал, что достаточно было взять футболку, шорты да кеды, чтобы ходить по длинным коридорам больницы. Он даже не подумал о зимней одежде, скомканной и скиданной в чемодан жесткой рукой тети Тани.