Читаем По ту сторону фронта полностью

Но однажды, на случайной остановке мне сказали, что Лида плачет. Я подошел:

— Что с тобой?

— Устала я, товарищ комиссар. Ноги стерла. Что мне делать? Стреляться, что ли?

Она великолепно знала, что лучше застрелиться, чем отстать от отряда. И такое отчаяние было в ее голосе, что я понял: это не пустые слова. Позвал Шлыкова и строго сказал ему:

— Помогай. Что же ты сам-то не догадаешься?

Шлыков покраснел. И, несмотря на то что и он был тяжело нагружен и тоже очень уставал, взвалил на себя большую часть Лидиной поклажи.

…Весна была в полном разгаре. Крестьяне начинали сев. Как-то по-иному, недружно и несмело, выходили они в этот год на поля, словно уже не родной сделалась земля… Нет, конечно, земля-то была родной, и даже роднее, чем прежде, но фашисты придавили и людей, и землю своим «новым порядком». Тяжело стало крестьянам, и, как ни больно было отрываться от налаженного хозяйства, некоторые из них бросали все и уходили в лес, присоединялись к партизанам. А партизанских отрядов и групп, и даже партизан-одиночек, мы очень много встречали на своем пути.

В лесу севернее Логойска набрели на маленькую неумело построенную землянку, приютившуюся в кустах орешника. Рядом ручеек, остатки недавнего костра. Дальше — стена белоствольного березняка.

— Эй, кто тут есть? — и, не дождавшись ответа, один из бойцов откинул дверку землянки, сплетенную из хвороста и обтянутую ветхой холстиной.

Внутри никого не оказалось, но стояли ведро, пара кастрюль, плохонький черпачок и лежали две еще не ощипанные курицы.

— Как святой Сергий, в пустыне живут, — пошутил кто-то.

— Запасливые пустыннички, — заметил Крывышко, — курочки-то свеженькие.

— Тоже, наверное, от немцев спасаются. Интересно бы познакомиться.

Обшарили кусты, поискали в березняке, громко кричали, вызывая хозяев:

— О-го-го-го!.. Давай сюд-а-а!

Но только эхо разносилось в ответ нам по лесу:

— O-o-o-o! A-a-a!

— Спрятались где-нибудь.

— Да, уж теперь не выйдут. Спугнули мы их своим криком.

Мы двинулись дальше и километра за полтора от этого убежища расположились на ночлег. Но едва начало темнеть, из караула сообщили, что наши часовые задержали каких-то.

Я пошел на пост. Задержанными оказались трое здоровенных плечистых ребят. Одеты они были в военное, но уже сильно потрепанное обмундирование. По их обросшим и совсем темным от мороза и дыма лицам можно было догадаться, что живут они в лесу. У одного торчал из-за пояса пистолет, у другого — штык от СВТ, у третьего — какой-то самодельный ножище чуть ли не в полметра длиной.

— Кто такие?

Один ответил за всех:

— Лейтенант Сивуха, старший сержант Есенков и сержант Бурханов.

Оказалось, что это и есть те самые «пустынники», которых мы не застали сегодня в их убогой землянке. Они действительно скрывались от немцев, но вовсе не собирались вести мирную жизнь отшельников. И от нас они не прятались. Пока мы их искали и звали, они были в первой своей экспедиции: пошли добывать оружие. А теперь просились к нам в отряд.

Как правило, мы не принимали новичков во время перехода: некогда было проверять, надежны ли они и выдержат ли дорогу. Но эти трое так настаивали и были такие крепкие на вид, что я решил изменить правилу. Хорошие ребята. А сколько груза возьмут они на свои широкие плечи у наших усталых бойцов!

Расспросив их как следует, я доложил Бате, и Батя согласился со мной. Так вступили в наш отряд украинец Сивуха, сибиряк Есенков и татарин Бурханов. И мы не ошиблись в них.

* * *

Остановились на несколько дней где-то между Плещеницей и Логойском. Неудачное попалось место, а может быть, время выдалось такое: некуда было деваться от комаров. Ни костры, ни куренье не помогали. Неисчислимые стаи, полчища, тучи этих маленьких хищников звенели над нами и ночью, и днем. Лезли в рот, в глаза, в нос, попадали в кружку с чаем, в ложку с супом. Закутаешься с головой — дышать нечем, а они пробираются где-то между складками шинели и вот уж опять пищат около уха. Ловишь их, бьешь, руки отхлопаешь, а они все звенят и звенят. Некоторые из наших ребят распухали от их укусов и в кровь расчесывали тело.

Отсюда Батя отправился под Молодечно, где у него была назначена встреча с Щербиной. Мы должны были его дожидаться. Пользуясь этим, я разослал бойцов на диверсии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии